«Смерть скалит рот, глазницами пустыми в меня уставив мёртвые глаза.
Марионеткой, жестами простыми танцую с ней, забыв про небеса»

Секундная стрелка часов неумолимо кружится вокруг двенадцати римских цифр, оставляя позади еще одну минуту в прожитом призраком тысячелетии. С характерным тиканьем часы поспешно отмеряют нескончаемо долгую вечность, которую Тонкому человеку суждено провести на грани материального и потустороннего миров. Кто он? Что он? Уже давно не живой, но еще не упокоенный, призрак бродит ночами напролет по коридорам заброшенного дома в ожидании очередной жертвы, оказавшейся непростительно глупой, дабы нарушить невидимые границы его мрачной обители. За скрипучим порогом старого, погрузившегося в вязкую тьму дома, незваных гостей ждет лишь смерть, представшая в обличье потусторонней сущности без лица. У него нет глаз, но он видит больше, чем кто либо. У него нет ушей, но он слышит, как тревожно в груди бьется ваше сердце.

«…ненавязчивым, легким движением руки я смахиваю тонкую, полупрозрачную паутинную сеть с антикварных часов. Мои пальцы с непонятной даже мне самому нежностью касаются потертой и выцветшей поверхности, стирая пыль и рисуя замысловатые, неровные, тонкие узоры. Почему я так забочусь об этих часах, спешащих завершить свой замкнутый цикл тяжелыми ударами ровно в полночь, дабы после начать отсчитывать секунды, минуты и часы нового дня? Ничем не примечательные, пыльные, потертые, с кое-где отколовшимися украшениями, после долгого застоя они были заведены вновь маленькой девочкой по имени Сьюзан – временной гостьей в моей обители страха и смерти. С тех пор моё одиночество разбавлено непрерывным, но не навязчивым тиканьем, порой совпадающим с последними ударами сердец тех несчастных, которым не хватило ума держаться подальше от этого Богом забытого места.

Тик-так, тик-так, тик-так… тук-тук!

На какое-то мгновенье я замер, словно не поверил в то, что только что услышал. Показалось?

Тук-тук!

Сильные, размеренные удары чужого сердца непрерывным эхом звучали в моей голове. Я никогда не забуду этот звук, ведь именно так звучит Жизнь»

О грязные, кое-где потрескавшиеся оконные стекла разбиваются крупные, холодные дождевые капли. Ливень назойливо стучит по старой крыше, прозрачными ручейками стекая вниз сквозь множество проделанных временем дыр и проникая на чердак, расползаясь на трухлявых, сырых досках блестящей лужей.

За скрипучей дверью, под провисшим темным козырьком стоит молодой человек, решивший переждать тут начавшийся ливень. Он забавно переминается с ноги на ногу, постоянно оглядывается по сторонам, роется в карманах в поисках помятой пачки с двумя последними сигаретами и время от времени заглядывает в таившуюся за оконными стеклами темноту.

«…я ступаю аккуратно, неторопливыми шагами меряя грязный деревянный пол. Старые доски покорно молчат, не решаясь выдать гостю моего местонахождения, хотя он итак бы не услышал противного скрипа за шумом дождя.
Я приблизился к окну и медленно отодвинул в сторону грязную, тяжелую штору. Первое, что бросилось мне в «глаза», так это непривычно яркая одежда моего гостя. Нечто насыщенно красного цвета было явно велико этому юноше, оно смотрелось мешковато и некрасиво, полностью скрывая и даже уродуя чужую фигуру. Сам обладатель столь яркой одежды немного бледными пальцами сжимал сигарету, время от времени поднося незамысловатую трубочку с дурманящей начинкой к губам и делая глубокий вдох, после неспешно выдыхая сизый, неприятно пахнущий дым. Я поморщился, из-за чего на мгновенье моё, как правило, ничего не выражающее лицо озарилось недовольной гримасой.

Я не знаю, сколько времени я там стоял. Минуту, две, три, десять? Просто стоял и наблюдал за этим человеком, следил за каждым его движением, не позволяя даже такой мелочи как легкое движение пальцев в глубоких карманах скрыться от моего пристального взора. Лишь когда юноша решил вновь заглянуть в окно, я отстранился, буквально растворяясь в темноте холла. По ту сторону окна, сквозь стекло которого я недавно наблюдал за своим гостем, показалась чужая фигура. Молодой человек настойчиво вглядывался во мрак, царящий в доме, стараясь разглядеть хоть что-то помимо смазанных тьмой очертаний наиболее крупных предметов. Я же стоял поодаль, за всё это время не шевельнув даже пальцем. Просто стоял и наблюдал, выжидал, звал его»

Ливень сменился не менее холодным, неприятным дождем, моросящим по уже намокшей, превратившейся в грязь земле. Юноша докурил свою последнюю сигарету, небрежно потушив ее о влажный подоконник и еще раз заглянув в грязное окно. Не найдя ничего интересного для себя, молодой человек практически перепрыгнул через скрипучие ступеньки крыльца и быстрым шагом направился прочь. Прочь отсюда, прочь от этого проклятого дома, прочь от наблюдавшего за ним призрака.

«…почему я не убил его тогда? Почему не повернул облупленную грязную ручку скрипучей двери и не втащил этого глупца, решившего найти тут укрытие, в свою обитель страха и смерти? Я не знаю. Но возможно, я просто хотел увидеть его вновь, но не желал себе в этом признаваться».

***

Вновь ледяные капли разбиваются оземь, размывают грунт, превращая его в вязкую грязь, заливают пострадавшие от чужой халатности дома, просачиваясь сквозь крыши. Дождь рисует замысловатые узоры на окнах, нетерпеливо стуча по стеклу, словно просясь внутрь, в теплую комнату, в которой уже давно царит ночной мрак.

Все уже давно разбрелись по домам и лишь изредка на улочках, тускло освещаемых фонарями можно увидеть бредущих во тьме людей. Кто-то спешит домой, хлюпая промокшими ногами по образовавшимся на тротуаре лужам, а кто-то меряет дорогу неспешными шагами, упорно игнорируя ливень и промокшую до нитки одежду.

Безликий человек давно уже не замечает пробирающего до костей холода и не обращает внимания на стекающие по лицу, рукам и телу крупные дождевые капли. Пожалуй, сейчас его уже ничего не волнует кроме одного единственного окна, в котором еще недавно мелькала прочно засевшая в сознании призрака мужская фигура. Лишь только через полчаса после того, как свет в чужой комнате погас, Слендермен решился подойти поближе, вытянувшись подобно ровному стеблю и заглянув в заветное окно.

Тонкие, длинные когти легко коснулись гладкой поверхности стекла, едва слышно выстукивая замысловатый ритм, медленно прокрадываясь к самому краю и пробираясь в едва заметную человеческому глазу щель. С тихим скрипом оконная ручка плавно повернулась в сторону и вскоре по подоконнику уже воровато тянулась широкая ладонь потустороннего гостя. Длинные пальцы медленно согнулись, огибая выступающий подоконник, и вскоре в помещение уже буквально просочился Тонкий человек.

Ветер, ворвавшийся в комнату, растрепал тонкие светлые занавески и стал листать оставленную на столе открытую тетрадь. Затянутое черными, неприветливыми тучами небо несколько раз подряд рассекла серебристая молния, освещая тонкую фигуру и бросая на стены кривые, уродливые тени под раскатистое громовое эхо.

Одной рукой облокотившись о спинку кровати, призрак склонился над чужим телом, практически вплотную приближаясь к чужому лицу, ощущая, как спокойно и размеренно дышит его жертва. Убить его сейчас? Просто задушить или же свернуть шею, после чего уволочь в свою обитель, не оставив ни единого следа, ни единой улики для тех, кто будет расследовать очередное дело о пропавшем в дождливую ночь молодом человеке.
Нет. Это слишком просто.

От живой черной ткани плавно отделяется гибкий и тонкий, словно змея вектор. Он неторопливо скользит по постели, плавно обвивается вокруг чужой ноги и тянется выше. Второй отросток неспешно скользит по чужой груди, плечам, обвивает, но не сдавливает шею. Свободная рука угрожающе тянется к голове жертвы. Венчающиеся бритвенно острыми когтями тонкие пальцы ложатся на чужое лицо, подушечкой указательного пальца призрак едва ощутимо касается чужого лба. Прикосновение практически воздушное, возможно, даже бодрствуя, молодой человек не ощутил бы его, но легкое физически, оно буквально пробило ночному гостю дорогу в чужое сознание, позволяя Безликому беззастенчиво и нагло ворваться в чужой сон, разрывая его грани и криво «перешивая» их так, как ему заблагорассудится.

Мрачный дом, который еще днем узрел молодой человек, в мире грез стал намного больше, словно огромный замок с бесконечным количеством дверей, с длинными, мрачными коридорами, с пугающим, густым лесом, виднеющимся за закрытыми невидимой силой окнами.

Лишь старые, антикварные часы с оставленными чужими пальцами «узорами» на пыльной поверхности торопливо считали утекающие минуты жизни молодого человека.