Когда это началось? Год или два назад? Сколько я уже не могу понять, почему ты ошиваешься рядом. Милый, я вовсе не против этого. Честное слово. Сколько мне тебе хочется рассказать. В основном про то, что я вижу, а другие мне говорят, что этого нет. Ведь ты в каком-то роде похож на меня. Кажется, я слышала, что ты музыкант. У тебя приятный голос, он все время меня побуждает к чему-то. Он приятный, хрипловатый слегка – как я люблю.
Прости, я тебя не люблю. Сколько раз я говорила эту фразу? Скольким людям я говорила эту фразу? Наверное, никому. Никто и никогда не приближался ко мне настолько близко, чтобы влюбиться в меня. Да и кто влюбиться в такое существо как я? Я себя начала считать и называть «существом». Я даже перестаю есть. Но эти санитары все равно пихают мне эту еду, зачастую насильно. А я ведь просто хочу стать такой, какой я была когда-то.
Я скучаю по тебе, Абердин. Вернись ко мне. Стоп, я запуталась, я все напутала. Скорее ко мне должен вернуться Майкл. Мой любимый старший брат. А как же мой папа? К черту менеджера – он видит во мне лишь способ заработать.
Самое странное в моем состоянии это то, что я еще могу каким-то образом оставаться нормальной. Пока я не слышу громких звуков, не вижу света, а вижу только темноту, к которой мои глаза уже привыкли, и пока я не увижу нечто вроде замка – пока всего этого нет я вполне вменяемая. Но я в такие моменты избегаю вообще всех людей – такая некая зарождающаяся антропофобия. Точнее не так – я не хочу чтобы они видели меня нормальную. Но даже в такие редкие моменты, я просто сижу и качаюсь из стороны в сторону, взад-вперед, а иногда просто лежу на полу, пока меня не заставят подняться.
Иллюзии. Они все во мне. Каждый день нечто новое. Иногда я вижу неизвестных мне людей. Иногда я вижу Курта – самое лучшее, что я видела. К сожалению, он редко со мной разговаривает, но в основном тихо поет – будто знает, что я взбешусь от громких звуков. Иногда он рассказывает о Фрэнсис – как ее любил. И еще он мне сказал, что его убили. А я ведь так и знала, знала. А никто не верил. Все говорили, что он сам застрелился, что это было самоубийство. Но мне опять никто не верил. Только некоторые.
Это радостное чувство, когда ты видишь то, что тебя радует, а не то, что ужасает. Знаете, иногда, в глубокой темноте, я вижу яркий свет, и одновременно с этим такой ужасный звук, как будто звон в ушах, только в миллиарды раз громче. А потом я резко чувствую невероятное желание спать. Наверное, это Курт усыпляет меня.
Каждый раз, когда я просыпаюсь, я надеюсь проснуться в каком-нибудь убогом отеле Лос-Анджелеса, или в своей комнате в Абердине, да хоть под мостом каким-нибудь. Лишь бы не здесь. Только ни в этом убогом месте, где никто меня не понимает, не верит. они же только делают вид, что мне верят. Они все просто врут. Это, скорее всего, незафиксированный диагноз, или просто его забыли внести в мою карточку.
Покалывание в руке, сердце слегка кольнуло, в голову будто ударили. Сейчас появится он. Кто? Фредди, конечно же. Тот самый Фредди Крюгер. Он редко бывает у меня в гостях. Но все что я помню, что мне бывает очень больно, как, будто кровь из горла льется. Это самое ужасное, что ко мне приходит. Такое чувство, что меня режут по всем частям,… а когда я просыпаюсь, то я цела. Может меня какой-то ангел-хранитель лечит? Доктора ведь на этой не способны. Они только и могут, что высасывать из нас последние соки, как, будто они ястребы, а мы мертвые животные, падаль.
Знаете что мне непонятно? – а куда исчезают все те, кто ко мне приходит? Они прячутся по всевозможным закрытым дверям этого дома с белыми халатами и такими же, как я? Или где они вообще? Куда их прячут? Так, спокойно, только не начинай опять кричать и психовать. И не вздумай плакать. Ты же мужик.
Кстати, мне, иногда, очень редко, кажется что я мужчина. Я прямо у себя даже член ищу. А потом мне говорят и утверждают, что я девушка. И потом я некоторое время могу ходить голой по палате своей, пыталась даже по коридорам, но меня быстро уводили обратно и одевали в смирительную рубашку.
Сегодня вроде новый год? Или сочельник? Я любила этот праздник в детстве. Особенно когда брат дарил мне различный «примочки» для гитары. Он знает, что я это люблю. Майкл, вернись. Мои родные, кстати, никогда ко мне не приходили. Помню как-то меня «навещали» двое мужчины. Один помладше, а другой старый. Оба очень худые, и это было в очень странной и непонятной комнате. Они приходили раз, или два – больше я их не видела. Они мне кого-то напоминали, кто-то говорил, что это мои брат и отец. Они на них были похожи, но они не были ими. Мои родственники были веселыми, счастливыми – такими я их запомнила.
Помню наш последний сочельник – я приготовила кушать, брат украшал ёлку, а отец – выбирал нам фильмы. Вдруг меня дернуло в голову, не знаю, как это объяснить. Дернуло и все тут.
Эйфелева башня. Париж. Настолько ненавистный мне Париж. Просто я ненавижу его и все тут. Подбегает Стэн – мне говорил кто-то, что его так зовут. Мы бежим наверх этой башни. Я даже в какой-то момент упираюсь. Но меня жаждет узнать, настолько ли я боюсь высоты, как об этом думаю. Он что-то говорит, но я не слышу. Кажется, он меня тоже не услышал, бы, говори я что-нибудь. Я не говорил. Я только оглядывалась по сторонам. Небо было оранжево-розово-желтое – мое любимое небо. Говорят, что небо голубое. Да, оно бывает таким, но я давно его таким не видела. Иногда через окно в палате-тюрьме я вижу темное небо со звездами, а еще я как-то ночью выловила целых 5 штук звезд. А потом их забрали люди в белом.
А мы уже наверху. Сидим на краю башни. А тут не высоко. Кажется, что я смогу сейчас ступить ногами на землю. Даже тянусь к земле ступнями, но не могу дотянуться. Почти падаю, но удерживаюсь. не отпускай меня. не смей. я не готова умирать.

Мы все рано или поздно умрем. Возможно кто-то раньше, а кто-то позже. Я никогда не понимала, по какой такой причине тот самый Человек наверху выбирает, кому умереть. Или же он давным-давно закрыл на все глаза, и ему уже глубоко пофиг на то, что твориться в когда-то давно созданном им же самом мире. Он ведь хотел сделать его чистым, без пороков, лжи и воровства. Но судьба, та самая злая штука, как обычно все испортила, и теперь мы живем в самом странном, паршивом мире, в самом ужасном 21-м веке. Это лично мое мнение.
Признаться, я на этой неделе мало кого видела. Кажется, я видела Лисбет Саландан один раз. Курт ко мне не приходил – что меня расстроило немного. Господи, мне это, в конце концов, надоело – встречать неизвестных мне людей. Почему ко мне не приходят те, кого я знаю?! Что вообще со мной происходит? Почему и как вообще я до такого докатилась? Хожу взад-вперед по своей тюремной клетке, и не могу сосчитать какой раз. Скуку развеять ради, начала ходить кругами и что-то бормотать себе под нос – такое со мной часто бывает. Села на пол, и начала напевать какие-то мелодии. Может это что-то из своего, а может вообще новое в голове возникло. Со времени пребывания в этой клетке я стала забывать разные вещи.
Сколько всего интересного было в моей прошлой жизни, и всего этого меня лишили. Как будто специально решили сделать из меня сумасшедшую, словно я рождена была умереть в этом месте. Неожиданно начинаю плакать и забираюсь на верхние нары.
За что я вообще такая родилась? – Откуда взялись эти волосы? Что вообще у меня находится на месте грудной клетки. Что это вообще? Такое ведь только у женщин бывает. А я женщина? Девушка? Кто вообще я? Господи, я совершенно запуталась.
Ладно, давайте устроим внеочередное расследование моего пола. Ой, кажется, кто-то пришел. Я не знаю, кто сейчас ко мне пришел. Это была девушка. Я почти уверена, что это девушка. Ей лет 15-17. На вид, по крайней мере. Медленно двигаюсь к ней – начинается стандартная процедура знакомства. Господи, а я становлюсь предсказуемой. Ты кто? Ты ведь девушка? Она кивает. Ну, вот, хотя бы определились кто она такая. Как жаль, что у меня в клетке нет зеркала. Они как будто специально их от нас убирают. Я резко кричу, и сразу падаю на пол. Голова раскалывается так, как будто в нее втыкают много-много ножей. Словно из нее крови ведро целое сочится. Смотрю сквозь крик, и едва прикрытые глаза на свои ладони – красной жидкости вроде нет. Но, тем не менее, боль все равно не проходит.
Я опять гляжу на девушку. Ее лицо озаряет хитрая улыбка, как будто ее злой план совершился. Ах ты, паршивая… Не успела я договорить, как она растворилась в воздухе. И вот так всегда.
Мысли теряют свою связь с реальностью. Глаза закрываются. Я падаю на что-то мягкое. Это облако? Мне никогда не было так приятно. Что это? Мне до сих пор не хочется открывать глаза. Мне просто тяжело это сделать. Но я чувствую себя легко. Может быть, я умерла? А если я смогу открыть глаза, то, может, я окажусь в Абердине? А если повезет, то еще я попаду в прошлое и увижу маленького Курта – моя вечная мечта. На самом деле я была бы не против этого, точнее я была бы невероятно рада, если бы просто увидела Курта. Я имею в виду, увидела в телесном виде, смогла бы поговорить. Я с ним уже говорила. Но мне все говорят, что его нет. И он уже умер. Но я ведь его вижу. Как минимум раз в неделю. Я не понимаю неделю, сколько она длится. Но все равно, мне так кажется. А мне только один доктор – одна из моих любимых – говорит, что возможно Курт и правда приходит. А как это не может меня радовать? Но когда мне говорят, что я вру или фантазирую, или что это моя болезнь. Какая к черту болезнь? Разве маленьким детям говорят, что они больны или, что они психи, когда они придумывают себе кучу воображаемых друзей? – Нет. А почему мне так упорно утверждают это некоторые санитары?
Глаза открываются. О Господи, неужели я и, правда, лежу на своей постели? А, нет, просто опять очередные мечты. Глюки про Абердин. Я называю «глюками» только то, что мне грезится про Абердин – отец, друзья, любимый и единственный брат. В последнее время я много думала о матери. Ведь у каждого должна быть мать? Так куда моя делась-то? Кажется, отец мне рассказывал давно об этом, но я все забыла. Это будто стерлось из моей памяти. Начисто.
Вот я сижу на своей кровати. Мне становится очень тесно в своей рубашке и штанах. Меня вся эта одежда как будто душит. Я задыхаюсь и не могу дышать. Воздух… мне нужен воздух. Срочно. Даже не могу ничего крикнуть. Неужели эти дибилы не смотрят камеры наблюдения? Или там, в кафетерии, опять драку устроили? Я пытаюсь снять с себя всю эту одежду. Получается очень плохо. Кажется, я дико вспотела. Прямо как свинья сейчас. Или лучше сказать как какой-то бодибилдер после очередной тренировки. Снимаю все. Лажусь на пол. Господи, какой же он холодный. Так и тянет лежать тут и дальше. Но мне хочется встать. Пробежаться. От этого ведь мне станет еще прохладнее.
Все еще лежа на полу, смотрю на свои гениталии – стоп, а где мой пенис? Куда он делся? Они его отрезали мне что ли? Спокойно, только не кричать. Может, мне всего лишь показалось? Смотрю опять – все еще не появился. Тихо встаю с пола, опираясь на тумбочку и постель одновременно. Главное сейчас не упасть и не удариться о пол, или об косяк или обо что-нибудь еще.
Выхожу медленно в коридор. Вижу, что в коридоре просто-напросто никого нет. Значит, в кафетерии все-таки и правда драку опять устроили. Я облокачиваюсь о перила. Надо аккуратно держаться, чтобы не перевалиться за спину. А то там лететь где-то три этажа. Кажется…

Сколько раз в жизни человек должен влюбляться? По идее, я бы даже сказала, по легенде, всего один раз. Мы, люди, якобы имеем свою вторую половинку, и что, найдя такую «половинку» ты уже не сможешь жить по-прежнему. Ну, так, по крайней мере, я лично считаю. Однако, это ни капельки не означает, что я верю во всю эту дребедень. Меня вовсе не прельщает перспектива найти какого-то незнакомого мне парня, в которого я влюблюсь без памяти, потом мы нарожаем кучу детей, и все равно в итоге умрем. Один партнер на всю жизнь – это, пожалуй, не для меня. Я к этому не привыкла.
И уж тем более я не привыкла, чтобы мне мои друзья, почти лучшие, между прочим, говорили, что любят меня. Я не создана для романтики. Может, когда-то давно в далеком детстве я и хотела себе «принца на белом коне», но сейчас я выросла. А с тем, как я выросла, и мои взгляды на жизнь поменялись. Честно говоря, я плохо помню вообще, о чем мечтала в своем детстве. Наверное, нет, даже, скорее всего, я хотела себе кучу детей, и мужа, которого буду любить, и каждый день ждать его после работы, и что жить мы будем в большом-прибольшом доме. Но ведь действительность она не такая.
В реальности всю мою жизнь оплачивают мои родители. Постоянного парня, не говоря уже о женихе, у меня никогда не было, и я ничего подобного пока не хочу.
Зная меня, зачем он решил признаться мне в своих чувствах? Неужели, он не понимает, что мне это незачем?! Ладно, допустим, что я буду с ним встречаться, допустим, он предложит мне выйти за него замуж. Но где, же во всем этом логика? Для меня вообще в жизни полностью логика отсутствует. Я считаю ее бессмысленной. Может у каких-нибудь важных исторических личностей и была цель, смысл в жизни, но у меня ее явно нет.
И про все это я думала тогда когда сидела на траве. Господи, никогда не думала, что буду к тебе взывать в такой момент, и что у меня вообще будет в жизни такой момент, но… дай мне подумать, подкинь мне какое-нибудь более-менее логическое объяснение. И вообще, зачем он влюбился в меня? Интересно, а любовь можно регулировать? Можно ли от нее как-то отказаться? Именно поэтому я ударила его. Я пыталась выбить из него всю эту дурь, что в его голове благодаря мне. Господи, ведь это все из-за меня. Никогда не думала, что стану сострадательной к человеческим существам, но я не хочу, чтобы он из-за меня страдал. Ему нужна не такая как я. Абсолютна не такая. Ему нужна добрая, милая, приятная, человечная – в общем, полная противоположность меня. А я вовсе не смогу стать для него такой.
научи меня быть другим. Таким, каким хочешь. Скажи, что мне делать? Как я вообще имею права кому-нибудь диктовать каким ему быть человеком? Если я даже сама еще не определилась кем буду в этой жизни. Все это существование меня убивает. А Алекс требует от меня практически невозможного. Господи, мне надо покурить. Пусть это все окажется сон. Просто страшный сон, в котором от меня требуют кем-то командовать, признаются в любви, заставляют пересмотреть свои приоритеты и взгляды на жизнь.
Алекс встал со стула и, подойдя ко мне, встал на колени и посмотрел мне в глаза. Господи, что же он еще от меня хочет? Ради тебя, любви к тебе, я готов на все. Готов променять всю свою жизнь на этот вечер рядом с тобой, я готов упасть в омут твоих глаз, Катарина, ты не выбьешь из меня это. А потом Алекс взял меня за плечи. Я не могла понять – он меня, что ли пытается нежно держать? Он начал смотреть мне в глаза таким взглядом… я никогда такого не видела. Я бы могла объяснить это… ну, вот когда вы уезжаете куда-то далеко-далеко, и ваша мать смотрит на вас так, будто вы больше никогда не увидитесь, но в тот, же момент в нем, в смысле во взгляде, есть любовь. Такая материнская любовь, даже скорее отцовская. Во взгляде Алекса я могла прочесть нежность, даже и правда любовь. Я резко опустила взгляд. Но я чувствовала сквозь его прикосновения некую его напряженность.
просто улыбнись мне Нет ничего проще, чем улыбнуться. Я ведь могу улыбаться даже тогда, когда мне больно. Но сейчас я скорее растеряна и не знаю, что делать, чувствовать. Не знаю даже о чем думать. Мне признается в любви чуть ли не лучший друг.
Ладно, давайте для начала разъясним вот что – мне он нравится. Я могла бы даже сказать, что какое-то время  он мне сильно нравился. Я им буквально болела. Это было похоже на помешательство. Катарина, я.тебя.люблю. Надо срочно попытаться вспомнить все те желания, которые были даже запретными, но они были. И сейчас мне это надо. Вспомни… вспомни, как ты хотела быть с ним рядом. Что чувствовала, когда видела рядом с ним других девушек и как потом унижала их, ради собственной забавы. Ты ведь хотела быть с ним. Но никогда чувства и желания не появляются просто так. Они выходят из чего-то. Я ведь им болела довольно долго.
А, да к черту. Почему бы ни попробовать быть с ним. С тобой рядом даже сейчас, я счастлив. Счастлив на три метра выше неба. Я просто не могу поверить его словам. Сама сейчас сажусь на колени, ближе к нему. Сейчас пришло время моих слов и действий. Пожалуйста, заткнись хоть на секунду. Затем беру его лицо в свои руки и мягко прикасаюсь к губам. Они теплые. Ни капли никотина. Так приятно. Кажется, я даже начинаю чувствовать какое-то возбуждение. Резко отпускаю его, и падаю не траву. Закрыв глаза, я только сейчас понимаю какую глупость только что совершила. Мой поцелуй создал столько проблем. Мысли, они как голодные мыши роятся в моей голове. Но что самое странное появилось – бабочки в животе. С ними ко мне пришло и возбуждение, страсть, я бы даже сказала, некая неловкость. Что это со мной? Я же Катарина Риверс – я никогда не чувствовала себя неловко. Ну, если не считать того раза, когда меня половина одноклассников увидели голой в школьной раздевалке. Я ведь была не виновата – они просто хотели надо мной подшутить… гребаные дибилы.
А тем не менее, в данный момент я лежу на траве. Она такая мягкая. Кажется сегодня днем был дождь. Мои волосы начинают «сыреть». Они становятся мокрыми, как и мои джинсы. Господи, ну, хоть что- нибудь скажи, Алекс.

Знаете, еда никогда не была решением проблем. Поначалу-то да. Когда ты наелся до отвала, лежишь с набитым брюхом, и думаешь «вот оно счастье». Тебе кажется, что жизнь наконец-то стала лучше, и завтра все будет прекрасно. Но, потом чувство сытости исчезает, освобождая место разрывающему, колющему, режущему тебя изнутри голоду, и тогда ты уже ненавидишь любую еду. Ведь сначала она дала тебе счастье, блаженство, надежду на хорошее будущее – а потом забрала все это.
В жизни всегда так происходит – это непрерывный круг. И та еда, которую мог мне  предложить Майло, никак не могла сравниться с обычной едой. Жвачка… такое обычное, казалось бы, слово. Но я никогда не «вкушала» ее. Я не знаю какова она на вкус, в отличии от любого капитолийца, или жителей некоторых обеспеченных дистриктов. Угощайся. Дарю. – сказал Майло, кинув упаковку в мои руки.
Знаете, всегда интересно что-то, что ты делаешь первый раз. Вот и у меня было так же. Я ведь даже слегка боялась – а вдруг эта жвачка не оправдает моих ожиданий о ней. Вот я положила ее себе в рот, начинаю жевать, как обычную еду. И вдруг мне резко в горло «ударил» запах мяты. Я ела мяту, но это какая-то другая. Модифицированная что ли – я слышала когда-то это слово. Оно означает нечто, вроде генетически измененная. То есть я чувствую мяту, но я все равно не ем мяты, и вкус вовсе не мятный – он более ярко ощущается. А знаете, что было интересно и одновременно даже смешно наблюдать – то, как Майло ощупывал весь свой костюм, если его можно так назвать, чтобы найти жвачку. Я даже была удивлена, что ему не пофиг на какого-то трибута, с которым он только познакомился.
Мы смотрим, но в этот раз мне было не до посиделок перед телевизором. Господи, а я-то думала у них это не в такой обязаловке, как у нас. Ну, что ж, значит, хоть в чем-то мы жители дистриктов похожи на жителей Капитолия, пусть это и будет какая-то маленькая мелочь как одновременный просмотр какой-то передачи. Мы ведь на самом деле больше ни в чем не похожи. Господи, надеюсь, что у них бывают такие же ситуации как у нас. Ну, вроде неразделенной любви, или чего-то похожего. В конец-то концов – мы же все люди, значит нам свойственно испытывать такие чувства как гнев, растерянность, любовь, страсть, и нечто такое.
Я читал характеристики отобранных трибутов. но смог запомнить далеко не всех. Значит, я ему не запомнилась. Господи, и как, же ты не мог запомнить такую рыжую бестию из восьмого дистрикта, как я?! Конечно, он, наверное, еще и спонсор и на каком-то трибуте из восьмого дистрикта решил просто не заострять внимание. Ладно, хватит на него злиться. В конце-то концов, я еще смогу ему немного преподать урок. Правда, я не уверена в чем он конкретно будет заключаться, в смысле, чему мне его учить?! Но, тем не менее, я сделала это – я прыгнула на его спину. Он меня просто разозлил своей невнимательностью ко мне и моему дистрикту.
И самое что странное, вместо логичного сопротивления, Майло выдал глубокомысленное Э-э-э... э? Это меня настолько удивило, что я решила даже не останавливаться на достигнутом и «покорить» его широкую спину-гору. Я явно чувствовала, что тем, как он поддается мне, он даже вызывает некое превосходство надо мной. Это ж надо-таки, каков он нахал. Я определенно покорю его спину-гору. Нет, ну она ведь реально огромная – его спина. Просто я даже не думала, что смогу вообще туда взобраться. А потом еще и обхватить его тело ногами. Господи, эта ситуация была настолько смешной, что после моей некоторый просьбы, Майло рассмеялся, одновременно пытаясь меня удержать и распределяя вес на спине так, чтобы я уж точно не упала. Меня даже тронула его своего рода забота. Он даже обхватил коленями мои ноги. Боже, а он ведь так трогателен, что я на долю секунды готова закатить глаза. Не сильно я люблю трогательных и заботливых мужчин, ну, за исключением своего отца и брата. Правда эта ситуация была настолько комичной, что я только и могла что ухахатываться с нас обоих. С Майло – за то, что не противился моим карабканьям, а мне – ну, тут, по моему, и так все ясно. И самой подходящей для эксперимента спиной оказалась моя? На самом деле только сейчас я поняла, что я и правда такого никогда не делала. Мне даже начинает тут чем-то нравится… стоп, не нравится мне тут. Мне нравится быть с Майло – это правда! Больше мне ничего здесь не по нраву. А ты-то как думал, милый? И когда это я начала звать его «милым»? – Никогда этого не делала. Еще что-то новенькое.
Внезапно со стороны двери послышался мужской голос, который звал Майло. Ну, конечно, нет бы, моим менторам искать меня. Конечно, ну, кому я вообще нужна? Конечно, лучше им сидеть и набивать свои животы бесплатной едой, и радоваться спокойной жизни. До чего же у меня переменчивое настроение. Только я смеялась с Майло, а теперь вновь ненавижу свою жизнь и себя.
Судя по всему, того парня, что искал Майло, звали Аристарх. Господи, вот же все-таки странные имена – не перестаю удивляться им. И тут дверь открылась, и вошел этот «Аристарх». При чем ему явно было любопытно, что это делает юный трибут на спине у тренера. Кстати, Майло, кажется, еще и ментор у какого-то дистрикта. Не знаю только у какого дистрикта – но им явно повезло. Не твое дело, урод ты мозговывернутый. Как вы могли закрыть помещение, не проверив его на наличие любых живых существ? Я даже издала некое подобие смешка, правда я это сделала в спину Майло. Знаю, странно звучит. Господи, а я только сейчас заметила, что прямо всем телом опираюсь на его спину. Она у него такая теплая и приятная. Стоп, хватит тебе опять влюбляться. Ты не можешь опять это допустить. Ты здесь не для этого…
От моих мыслей меня отвлекла фраза этого Аристарха. Зато в столовой хватились девчонки и... Вау, значит, меня все-таки искали. Господи, я даже тронута… опять. Господи, я даже расплачусь от счастья – это явно был мысленный сарказм. И когда мне только они надоедят? Ответ очевиден – НИКОГДА!
И тут Майло наконец обратил внимание на меня. Алона сначала - жрать. Потом - тренироваться. Ты согласна? Господи, он еще спрашивает. А я решила выдать очередную порцию наглости: Только если ты в таком же положении донесешь меня до столовой, – а потом мой желудок подал знак, от чего я опять рассмеялась. и поскорее, а то мой желудок уже бунтует. Твои жвачки не сильно помогли.