Она – море. Такая невозмутимая и спокойная, словно вода, просачивающаяся сквозь бледные пальцы; она здесь, ты видишь ее. Но пройдет секунда, и она уже будет где-то далеко. Там, где ты ее не найдешь.  Порой она тихая и теплая, словно штиль после бури; долгожданное спасение от прошлых бед. Однако ты нередко можешь увидеть в ее глазах бушующий шторм, так опасно грозящийся не утихнуть. Она сильная и стойкая, словно бегущая волна; слишком упорная, чтобы отступить. Она странная. Чудная. Она – море.

Скай, милая Скай. Тебя нельзя назвать плохой. Но мало кто может назвать тебя хорошей. Твой разум всегда был чист, словно снег холодным февральским утром. Ложь для тебя слишком острый клинок в спину. Ты никогда не скрывала от людей правду, никогда не врала им. Хоть и не отличалась особой любовью к этим странным созданиям. Ты с опаской относишься к многочисленным детям Адама и Евы, с трудом доверяя их словам. Но ты никогда не обижала людей без особой на то причины; лишь только защита, которая порой слишком жестока для прощения. Наверное, иногда ты слишком холодна и заносчива на вид. Иногда слишком улыбчива и ветренна. Твой облик зачастую заставляет людей заблуждаться на твой счет. Как говорится, не стоит судить книгу по обложке.
Ты всегда была ярой сторонницей справедливости. Никогда не могла смириться с несправедливой оценкой или с тем, что младшего обижает старший. Твое оружие – слова. Нужно сказать, ты всегда могла больно уколоть противника. В цель. Прямиком в яблочко; ты проницательна и любишь наблюдать за людьми, что помогает тебе узнать их слабые места. Ты готова помочь окружающим. Но ты должна быть уверена в том, что человек, нуждающийся в помощи, не обидит тебя. Пока ты пытаешься изменить реальный мир, в твоей голове зарождается целая новая вселенная; твоя собственная территория, на которой нет чужаков. На которой нет никого. Кроме тебя. Тебе все чаще не хочется покидать его, возвращаясь в жестокую реальность. Но это необходимо. И ты понимаешь это.
Ты никогда не была глупой девушкой, Скайлер. Ты все схватываешь на лету и у тебя отличная память. Однако ты запоминаешь только то, что хочешь запомнить. А многим это не нравится. А знаешь почему? Потому что они хотят, чтобы ты делала так, как они скажут. А ты только отшучиваешься и смеешься над ними, наблюдая за тщетными попытками изменить тебя. Ты ведь никогда не подчинишься чужим приказам, так ведь? Слишком свободолюбива, независима и самостоятельна. Но они не могут на тебя злиться. На тебя нельзя злиться. Невозможно. Ты снова не знаешь причины? Потому что ты не делаешь ничего плохого. Ты не делаешь ничего, что могло бы оказаться неправильным. Все твои поступки, все слова – это тщательно спланированный ход одной большой шахматной партии, из которой ты обязана выйти победительницей. И так было всегда. Так будет.
Рисовать. Ты всегда любила рисовать. Плавные движение кисти, так успокаивающие тебя; ты улыбаешься, мягко, тепло. Это бывает так редко. На твоих картинах море. Одинокое холодное море, которое ты всегда так любила. И звезды, тысячи ярких звезд на темном одеяле ночного неба. Фредди, покажи мне. Ты качаешь головой, поджимая губы; ты мало кого подпускаешь к своим картинам. Такая чудная, замкнутая Рик.
Ты способна сохранят рассудок даже в самых сложных ситуациях. Помнишь, мама тебе говорила про «холодное мышление»? Да-да, именно, оно тебе не чуждо. Однако порой ты меняешь слишком сильно. Местами цинична и нотки сарказма слышны в твоем мягком голосе. Но это защита, Скай. Всего лишь защита.
Семья. Меняется ли в тебе что-то, когда ты оказываешься рядом с ними? Пожалуй. Ты редко видела родителей в детстве. Они любили тебя. Правда, любили. Рядом с родными ты спокойна. Это не то холодное упоение, что видят в твоих глазах незнакомцы. Это то волшебное чувство безопасности и защищенности. Брат, папа, мама, Роланд. Рядом с ними ты другая. Зачастую веселая и раскрепощенная. Когда рядом с тобой близкие люди, ты именно такая. Часто шутишь и смеешься, широко улыбаясь родным. Они – самое дорогое, что у тебя есть. За них ты готова умереть, я знаю. Ты ведь слишком любишь их. Иногда ты чувствуешь себя одинокой. Но это быстро проходит. Ведь у тебя есть они, Сказочница. И больше ничего не надо.

«you take the breath right out of me
you left a hole where my heart should be
you got to fight just to make it through
'cause i will be the death of you.»
Вдох.
Ты закрываешь глаза, задерживая дыхание. Говорят, что если дышать медленнее, то и время замедлит свой ход. Они говорят, а ты веришь. Тебе нужно во что-то верить. Сейчас. Всегда было нужно. Но сейчас эта потребность стала слишком сильной, чтобы игнорировать ее, закапывая в самых дальних уголках своего разума. Ты просишь помощи у пустоты, твои слова срываются с замерзших губ, улетая в никуда. Ты так устала. Ты чертовски устала, Сказочница. Но ты не можешь быть слабой. Война, Фредди, помнишь ли ты про нее? Вопрос не в этом. Вопрос в том, забываешь ли ты про нее когда-нибудь. Ты так боишься, Фредди. Не за себя. Не за свою чертову жизнь, которая уже многие годы кажется тебе чем-то бесполезным и пустым. Ты боишься за маму. За брата. Ты за семью боишься, Рик. Ветер ласкает твою гладкую кожу, вплетает в волосы невидимые ленты. Возвращайся на землю, Фредди. Возвращайся.
Выдох.
Ты открываешь глаза.
Тени скользят по гладкому потолку девичей спальни, исчезая слишком быстро, чтобы успеть разглядеть их. Что-то изменилось. Ты видишь лишь полуоткрытое окно, из которого голубоватым туманом просачивается лунный свет. Нет. Странность не в нем. Тени. Они давят на тебя. Темнота стала слишком тесной, чтобы оставаться в ней. Ты впервые боишься ее. Что происходит, Фредди?

Я не понимаю.

Каждый мускул твоего юного лица мгновенно напрягается. Ты вздрагиваешь, понимая, что пошел снег. Ты поднимаешь голову, подставляя лицо замерзшим каплям воды. Они врезаются в твою бледную кожу наэлектризованными иголками,  пуская сквозь тебя слабые электрические разряды. Почему-то тебе нравится это странное ощущение. Ты мгновенно замерзаешь, но у тебя и в мыслях нет застегнуть отцовское пальто. Сколько долгих часов  ты уже блуждаешь по пустынным улицам Хогсмида? Наверное, ты дышишь слишком медленно, чтобы уловить непривычный ход времени. Ты оглядываешься по сторонам, пытаясь понять, где находишься. Неподалеку виднеется яркая вывеска «Сладкого королевства», а значит ты сделала уже немало шагов. Быть может, пора остановиться и пойти назад? Быть может, тебя ищет Винсент? Ты отмахиваешься от этих мыслей, продолжая делать маленькие шаги. Слишком много голосов вокруг. Слишком много взглядов. Тебе нужно одиночество. Оно необходимо тебе.
Стоп.
Невидимая рука обхватывает твою шею, впиваясь цепкими пальцами в нежную кожу. Ты резко хватаешься за горло, пытаясь ослабить хватку незримого существа, однако все твои попытки оказываются тщетны. Твоя ладонь скользит по гладкой поверхности черного пальто, пытаясь добраться до кармана. Ты цепляешься за пугающее ничто, словно за надежду. За потерянную надежду. Тебе холодно. Тебе страшно. В глазах темнеет и в попытках вдохнуть еще всего лишь один раз, хрипишь жалкое «Помогите». Ты не была готова к смерти. Почему я не взяла с собой лекраство. Ты не хочешь умирать. Почему я забыла взять с собой лекарство! Ты не можешь позволить себе умереть, черт побери! Кто защитит их, если ты не сможешь? Из твоих пустых глаз льются слезы, почти мгновенно замерзая на мертвенно бледном лице. Сквозь тени, так быстро завладевающие твоим разумом, ты различаешь человеческий силуэт. Быть может, это еще не конец? Хотелось бы думать. Думать? Ты все еще не потеряла способность думать?  Умирающие способны сохранять этот дар до самого конца? Ты слышишь нервный голос девушки, которая подносит к твоим губам пузырек. Холодная жидкость растекается по горлу, с безумной скоростью принося тепло в каждую клеточку твоего тела.
Вдох.
Звук входящего в легкие воздуха режет слух; ледяные потоки ласкают нежную слизистую. Не в силах сказать что-то более или менее понятное, ты хрипишь что-то вроде «Спасибо», повторяя это слово тысячу раз. Кто бы тебя ни спас, ты обязана ему жизнью. Ты понимаешь, что одного спасибо будет мало. Что ты можешь сделать? Что ты сделаешь, маленькая беспомощная студентка? Когда туман окончательно покидает твою голову и ты снова обретаешь зрение, руки сами тянутся к рукам незнакомки. Ты крепко сжимаешь ее мягкие ладони в своих.
- Спасибо, - теперь эти слова обрели смысл. Теперь в них нет отчаяния и страха. Лишь только благодарность. Интересно, если бы ее не оказалось поблизости? Ты бы умерла? – Мисс, что я могу сделать для Вас?
Только сейчас ты понимаешь, что сидишь на земле.
Важно ли это?
Нет.
Не сейчас.

Что будет, если когда-нибудь тьма поглотит свет? Что будет, если толстая корочка льда покроет доселе теплые сердца людей? Солнце перестанет существовать. Птицы перестанут петь. Прикосновения будут казаться глухими ударами. Больно. Больно думать об этом. Больно думать о том, что это может произойти.
Я никогда не задумывалась над будущем. Просыпаться каждым утром с неповторимым ощущением сладостного неведения. Что случится со мной сегодня? Возможно, сию же секунду я побегу спасать мир от Темного Лорда, что, вероятнее всего, сразу же заставит изумрудный туман захватить мою душу. Возможно я спасу чью-то жизнь. Возможно я поскользнусь на тыквенной семечке и сломаю себе руку. Когда ты не принял решение, возможно все. И это сложнее всего.
Меня заботило все то, что происходило в магическом мире. Это настолько меня волновало, что я была больна от этого. Приступы астмы случались все чаще, родителям приходилось тратить уйму денег и времени для того, чтобы не дать мне умереть. Интересно, если бы не мнение окружающего их общество, они бы бросили это дело? Оставили бы меня без лекарства, тем самым обрекая на самую мучительную смерь в мире? Нет, было бы больного не из-за того, что мне не хватает воздуха.
Было бы больно из-за осознания того, что моя жизнь ничего для них не стоит.
Мне все еще плохо. Я не хочу дышать этим воздухом. Я не хочу улавливать омерзительные ароматы лжи, предательства и отчаяния. Мне надоело. Я не хочу.
Я хочу туда, где птицы поют громче, и слышно биение сердец.
Я хочу туда, где пахнет солью и той неописуемой свежестью, которой я так давно не заполняла свои уставшие легкие. Хочу туда, где солнце светит ярче, и мириады звезд на небе сияют прекраснее. Я хочу туда, где чайки говорят о том, как прекрасна жизнь. Я хочу туда. И ничего больше.
Я вижу, что девушка немного дрожит. Она тихо смеется и опускается рядом со мной. Я напугала ее? Гири на сердце становятся тяжелее от мысли о том, что я ее напугала. Я крепче сжимаю ее ладонь, в которую, казалось, перестала поступать кровь. Я хотела успокоить ее. Хотела, чтобы ей стало лучше. Хотела сделать для нее то же, что она сделала для меня. Наверное, это странно. Но в тот момент она стала одной из тех, которой я смогла бы довериться. В наше время очень сложно довериться кому-то. А я смогла бы.
Я смеюсь, радуясь тому, что девушка шутит. Если человек шутит – это верный признак того, что ему стало лучше. А мне было важно, чтобы ей стало лучше. Она перестает смеяться. Вообще я считаю, что обращение на «Вы» нужно заслужить. Считаю, что обращаясь к человеку на «Вы» ты выказываешь ему свое уважение. Мое уважение заслужить трудно. Я убеждена в этом. Мама много раз говорила мне, что мои принципы могут быть не всем понятны и меня посчитают невежливой особой. Но почему бы не делать то, что хочешь, когда никто не видит?

Кэти заслужила мое уважение.

- Хорошо, Кэти.
Ее имя. Оно пахло полевыми ромашками и свежей утренней росой; я мысленно произносила его снова и снова. Я дотрагивалась до него, ощущая нежные лепестки дикого, волевого цветка, что все считают сорняком. Как глупо с их стороны. Я произносила его и слышали звонкий детский смех. Это имя вернуло меня в детство. Вот какое было это имя.
Она задает вопрос, ответ на который требует немного времени. Быть может, он риторический? И не будет ли то, что я сейчас отвечу, глупостью?
- Потому что мы не соответствуем их требованиям. Потому что мы нарушили их правила.
Я хватаюсь за руку моей героини и отталкиваюсь от земли. Голова все еще немного кружится от нехватки кислорода, но это быстро проходит и я, сдвинув брови, смотрю на отцовское пальто. Оно еще будет жить. Но сейчас его вид меня не успокаивает. Оно очень дорого мне. Как память. Как память о тех временах, когда папа был для меня не просто главой семьи. Он был для меня настоящим папой. Папой, который целовал мои щеки, когда у меня что-то получалось. Папа, который большими пальцами вытирал слезы, струящиеся по моему опухшему лицу. Он подарил мне это пальто. Сказал, что будучи мальчишкой носил его, не снимая. С того момента это пальто стало моей неотъемлемой частью, напоминающей о том, что когда-то все было хорошо. Напоминающей о том, что когда-нибудь все снова будет так, как было раньше.
- Спасибо, мисс… Кэти. Спасибо, Кэти, - я улыбаюсь, снова слыша это волшебное имя и аккуратно вытягивая пузырек из рук девушки. – Фредди. Фредди Кэрролл.
Я смотрю на темноволосую и осознаю, что знаю ее. Я видела ее. Давно, будучи еще совсем ребенком. Второй курс? Третий? Квиддич. Рейвенкло-Гриффиндор. Белл. Кэти Белл. Я открываю глаза как можно шире, то ли от удивления, то ли от необъяснимой радости. Эта девушка не обидит меня. Я знаю, что не обидит. Я знаю, что гриффиндорцы в большинстве своем – славные люди. Я уверена в этом.
- Ты та самая Кэти Белл? Та Кэти Белл, квоффлы которой не в силе были остановить даже самые опытные вратари?

«это нормально - не разбираться в себе.»

Я видела сон.
В нем не было ничего необычного. Но в тоже время он отличался от других. В том сне люди просыпались от дуновения ветра, и гири на душе становились легче с каждой прожитой минутой. В том сне черная дыра где-то глубоко внутри затягивалась от нежного прикосновения, а взгляд становился теплее от детской улыбки. В том сне сердца бились в унисон, и не было разногласий. Я видела девушку. От нее пахло мятой и ежевикой; тот неповторимый аромат моего детства, от которого бабочки в животе машут шелковыми крыльями чуточку быстрее. Я видела море. Я видела звезды. Я видела то, чего не могла видеть за гранью своего подсознания.
В нем не было ничего необычного. Но в тоже время он отличался от других.
Я проснулась с четким осознанием того, что это был мой идеальный мир. Мой идеальный мир, который я потеряла. И я была уверена в том, что больше никогда не смогу его вернуть. Это заставило гири на моем сердце стать тяжелее, и улыбку слезть с моего лица.
А иногда мне кажется, что я слишком много думаю.
Я закрываю глаза и с головой окунаюсь в море мыслей, где не слышно ничего, кроме моих странных дум. Они волнами проносятся над моей головой, бесконечными рыбными косяками мчатся мимо моих сомкнутых глаз. Я слышу их, всех и сразу, вместо того, чтобы обдумывать каждую; смаковать ее суть долгими часами, впитывая в себя полученный опыт. И это заставляет гири на моем сердце становиться тяжелее, и улыбку слезать с моего лица.
Я скольжу взглядом по пыльным полкам, заполненным тысячами книг. Когда-то давно я проводила здесь каждый день, изучая каждый заброшенный фолиант хранилища сокровищ разума. Сейчас я могу по части корешка сказать название книги, стоящей на той или иной полке. По крайней мере, мне так кажется. А если кажется, то хоть какая-то доля моих ощущений – правда. Я провожу указательным пальцем левой руки по вековой пыли, внимательно следя взглядом за темной дорожкой, образующейся от моего легкого прикосновения.
- На все есть причины, Брайти. И ты знаешь это лучше меня, - мне всегда нравилось называть его так. Вся его серьезность и эгоизм уходили на задний план,  когда с моих губ слетала эта вариация его имени. Я улыбаюсь брату, большим пальцем стряхивая пыль с указательного. – А я люблю цирк. Только не клоунов. И не эту чертову музыку, напоминающую мне адские трели.
Я хмурюсь и стараюсь отогнать от себя мысли о моем первом пребывании в магическом цирке. Тогда я с душераздирающими криками убегала от «очаровательного» плюшевого человека, коих, к слову, до сих пор недолюбливаю.
- Если бы все было так легко, Брайан. В общем, сейчас мне, наверное, придется побыть немного занудой. Ну ты же простишь меня, я знаю, - я снова морщу нос и улыбаюсь, мягко дергая брата за щеки. Давняя привычка. – Я еще в школе знала, какую профессию выберу. Но не предполагала, что мой путь и путь каждой чистокровной девицы окажутся настолько разными.
Мой взгляд зацепился за книгу, что раньше я здесь не видела. Я полностью уверена в этом. Она другая. Ее обложка выглядит намного старше, но страницы белоснежные, словно первый снег в январе. Иногда я бываю очень подозрительной, признаю. Но эту комнату я знаю лучше, чем себя, так что я немедля потянулась за загадочным предметом, предварительно встав на носочки.
- Я не могла поговорить об этом с родителями. Я не знаю, что они бы сделали, услышав мои слова. Наверное, мама бы слегла с какой-нибудь болезнью, а отец пинками выгнал из дома. Хм, - я наконец-то дотягиваюсь до книги и обхватываю ее двумя пальцами; медленно тяну ее на себя. Когда я удостовериваюсь в том, что в состоянии крепко держать предмет, я протягиваю его Брайану. Резко перевожу тему, подсознательно очень желая этого. – Что ты об этом думаешь?
Он знает эту комнату не хуже меня. И я знаю, что он поймет.
Я уверена в том, что брат поймет.
Всегда понимает.