анкета:

био

V. БИОГРАФИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ.

Расскажи мне о своей катастрофе.
Я приду среди ночи, если так будет нужно.
Не знаю, найду ли подходящие строки,
Но обещаю, что буду внимательно слушать.
Свет. Робкий, едва пробивающийся, но слепящий. Что-то есть в нем такое родное и знакомое, но я не могу этого вспомнить. Что-то завораживающее, что заставляет меня не отрываясь смотреть на него. А быть может, я и не хочу смотреть на него, быть может мне как всегда не оставили вариантов. Быть может, у меня просто переломаны все кости и я просто не могу повернуть головы. Это не страшно, если свет вселяет хоть какие-то надежды или утешает в безвыходном положении. Но если это не так, то просто делает меня уязвимой. Открытой для всех вокруг и слабой, пока я сплю.
На самом деле, я не знаю, чего хочу сейчас, просыпаясь в холодном поту на собственной кровати. Я просто вскакиваю и тяжело дышу, разгоняя остатки сна. Вы, наверняка думаете, что за мной гнались какие-нибудь выдуманные моим больным воображением чудовища, что не дают мне покоя. Но мой сон был не об этом. А жаль. Мой сон был о том, как погибали дорогие мне люди, а я просто стояла с застрявшим в горле комком, билась кулаками в стекло, разделявшее нас, и беззвучно шевелила губами. Не знаю, как для вас, но самое страшное для меня – это чувствовать себя слабой и беспомощной. Зависимой.
Мне, несомненно, дорога память тех, кого я потеряла, но она дается мне слишком тяжело, как я успела осознать. И ещё тяжелее держать это все в себе. Упиваться собственной болью и захлебываться слезами. Но я ведь сильная?
На самом деле, я никогда не умела писать красочные истории, а уж тем более рассказывать их с тем артистичным энтузиазмом, как моя мать. Даже Лулу говорила мне, что я плохо рассказываю сказки и от них ей хочется спать(как видите, её честности можно было только поучиться). История о собственной жизни – другое. Здесь не переврешь и не сможешь что-то отредактировать. Можно просто радоваться чему-то. А из-за чего-то убиваться всю жизнь. И нужно просто иметь силу принять это.
Я родилась весной, в месте под названием Дистрикт 12 – уверяю, вам потребуется немало времени, чтобы найти более убогое пристанище. Времена года здесь относительны – круглый год все вокруг серое от угольной пыли, которая развевается по воздуху. Моим самым ярким воспоминанием из детства является разве что въевшийся во все вокруг устойчивый запах горящего угля. Моя семья жила в Шлаке, хоть и не была настолько бедна, как большая часть населения этого района, но и позволить себе новый дом в более престижном месте мы не могли. Моя мать работала учителем истории в старшей школе, а отец был шахтером. Впрочем, у меня была ещё тетя Лира, которая всегда оставалась посидеть со мной, пока я была маленькая, и то и дело норовила подготовить меня к неоправданным жестокостям этого мира. Впрочем, после таких бесед со мной, мой отец устраивал подобные разговоры с ней, которые я обычно не преминула моментом послушать.
Когда же мне было пять, в семье появилась Луизиана, Лулу – как называла я её. Вы знаете, это обычно называют любовью с первого взгляда. Мне нужно было просто увидеть её пухленькое тело, белокурые волосы и понимающий взгляд синих глаз, чтобы понять. Что я буду любить и оберегать её всю свою жизнь. И все было действительно так -  когда её ругали за что-то, я всегда заступалась и забирала вину на себя. Когда она плакала, я плакала вместе с ней. Когда ей было больно, я могла поклясться, что мне становилось также больно, как и ей. Все окружающие замечали, что мы похожи как две капли воды, хотя лично я этого не видела – но, впрочем, и не отрицала.
Знаете, когда каждый день похож на предыдущий, то кажется, что время ускоряет темп и начинает бежать куда-то со скоростью света, будто бы пытается опоздать. На самом же деле. Дело просто в том, что этот жестокий мир слишком рано заставил нас повзрослеть. До того, как мне исполнилось десять, я слышала о Голодных Играх только случайные реплики родителей, которые опускали эту тему в нашем с сестрой присутствии, да на уроках истории, хотя учительница также не углублялась в эту тему. Но в один год я наверстала сполна. Мне довелось понять, что лицезреть Игры хуже, чем иметь кровь на собственных руках, больнее и страшнее. Что хоть это все и происходит через экран телевизора, это имеет влияние на всех нас, неважно насколько оно сильное.
А время все бежало и бежало, мчалось, словно чувствовало, что опаздывает и пыталось догнать кого-то. Пришло время моей первой Жатвы. Потом и второй. И следующей. Года проходили в смутном тумане и страхе. В ужасе от того, как страшно наблюдать за смертями едва знакомых, но все же земляков. Бывало, и проходили далеко. А бывало, что и от них отворачивалась удача. Но страшнее казалось мне то, что однажды удача может отвернуться и от меня, ведь она так непостоянна. И вот моя последняя Жатва настала. Сердце бешено колотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Я так и слышала в голове голос ведущий, который вещал бы имя «Рэй Вивальди». Но ничего не случилось. Когда через всю площадь прозвучало другое имя, я даже не знала, радоваться мне или плакать. Трибутом стала одна из моих лучших подруг с детства. Я видела, как она с затравленным взглядом поднималась на сцену и пожимала руку сопровождающей. Я помню те Игры, когда сильная и упертая, она не дожила даже до конца первого дня, убитая прямо у Рога Изобилия. И только через смерть друга я осознала, насколько все вокруг беспощадно и слепо.
Окончив школу, я устроилась на весьма перспективную работу курьера. Платили не больно-то много, но учитывая то, что в нашей семье работали все за исключением Лулу, от голода мы не умирали, а время от времени решались даже на некоторую роскошь.
Но знаете, так всегда бывает. Когда считаешь себя любимчиком фортуны, она из кожи вон вылезет, чтобы доказать обратное. И даже если ты был непобедим всю жизнь, то что-то быстрое и мимолетное вмиг сломает тебя. Тот год был не первым годом Жатвы для Лулу – ей было 14. Когда со сцены послышался восклик  ведущей « Луизиана Вивальди», я почувствовала, как внутри меня мир начал рушиться. Я будто чувствовала, как кто-то методично наносит мне удары ножом изнутри и будто бы ломает стержень внутри меня, пока я стою и смотрю на сцену невидящими глазами. Прижимаю к себе Лулу и вцепляюсь в неё до боли, пока кто-то не отрывает её от меня. Я кричу, брыкаюсь, хочу даже выкрикнуть о том, что желаю быть добровольцем, но не могу. Вместо этого крик застрявает комком у меня в горле, я рвусь вперед, к сцене, где моя сестра, такая беззащитная и ранимая. Несколько рук удерживают меня, но я вырываюсь что есть мочи и непристойно кричу, пока не получаю плеткой по лицу и боль не заставляет меня забыться.
Прощание вышло скомканным и «мокрым». Были только слезы, никаких советов или пожеланий. Все мы знали, что она не вернется, какой бы сильной не была. Я смотрела Игры, не пропуская ни одной детали, а когда была на работе, меня одолевало чувство страха за то, что я могу не увидеть того, как моей сестры не станет в живых. Я возвращалась домой и с разбегу смотрела сводку смертей. Нет. Она жива. Пока ещё жива. Но в один день и это неожиданное везение прошло для неё. Я вернулась домой как раз в тот момент, когда показывали сводку основных событий. Лулу ранена, и довольно серьезно. С одного взгляда на рану было ясно. Что до финала она не доживет, ели какое-нибудь капитолийское чудо не убьет всех остальных трибутов прежде. Моя истерика была тихой, как у тех, кто уже сошел с ума, но не пожелал этого признать. Будто бы все слезы высохли, а слова перестали вертеться на языке.
На следующий день Лулу умерла, добитая трибутом из четвертого. И тогда чувства действительно нахлынули на меня . Я вспомнила наше детство – как мне было плохо, когда было плохо ей. Мне на секунду показалось, что раз она мертва, то и мне уже не жить. Но лишь на секунду. В моей голове будто предстала внезапно повзрослевшая Лу и серьезно говорила: « Не глупи, Рэй. Живи ради меня. Ради того, чтобы моя смерть не была впустую».
Люди вроде меня говорят, что им нечего терять ,и что их судьба уже предрешена. Остается только прожить свою жизнь правильно. Так, чтобы тебя запомнили, несмотря на весь риск и неоднозначность действий. Я не могла сказать, что мне нечего было терять. У меня была семья, работа, дом. Любви не было. Было чувство неудовлетворенности, вроде жажды мести.
Знаете, когда желаешь чего-то, то ищешь любые возможные и невозможные способы достичь этого. Можно падать, разбивая колени в кровь, но вставать и двигаться дальше. Можно умирать за то, чего ты желаешь, если тебе нечего терять. И этим желанием для меня было отомстить Капитолию, всем самодовольным пижонам, что гадают, кто из трибутов умрет первым.
И все было так: со всего про крупинке, с миру по нитке, я слушала все и пыталась уловить хоть какие-то сведения о мятежниках. Я впитывала все как губка, и незнание ещё больше запалило меня. Я не знаю, что увидел в моих глазах местный доктор Ноа, ненависть или жгучее желание отомстить, возможно упорство и рискованность, или, быть может, услышал что-то в моем презрительном тоне. На самом деле, я не представляю. Что заставило его посвятить меня в мятежники. Но этому человеку я до конца жизни буду благодарна за исполнение своих самых сокровенных желаний.
Прошли годы и месяцы, время все ещё пыталось обогнать наивысшую скорость в мире, а я все больше понимала, как хочу мести. Каждая новая небольшая победа ещё больше разжигала во мне желание и страсть отомстить Капитолию. Полагаю, девушки моих лет обычно мечтают выйти замуж, влюбиться, стать богаче, но не я. Не та, чья мечта ставится выше корыстного смысла жизни.
Работу курьера я не бросила, а, наоборот, она стала для мятежников весьма полезной. Тихо и аккуратно, без шума случайно обронить листок возле указанного места и не обратить внимания на него. Занести конверт определенному человеку. Получить ответный сигнал. Здесь все играют двойные роли. И даже те, кто против нас, могут внезапно стать двойными агентами.
Парня звали Эван, он был миротворцем из нашего дистрикта, ему было около тридцати, и не будь он на чужой стороне, я бы сочла его симпатичным. Хотя, впрочем, даже его принадлежность не помешала мне этого сделать, как и ему, кстати, тоже. В конце концов, я иногда даже пользовалась этой симпатией с его стороны – он упускал важные детали, которые я могла делать у него под носом. Мы никогда не разговаривали и вообще не общались, но при встрече наши взгляды говорили все за себя. Мне часто говорили, что я красива и могу удачно выйти замуж в будущем, но обычно я отмахивалась это этого. Никогда не задумываясь. Мне всегда нравилось смотреть на него с вызовом и некоторой искрой в глазах. Возможно, я многое упускала в юности. Никогда не была влюблена, у меня никогда не было парня, никто не уделял мне внимания. Я совершенно не знала, что нужно говорить и как вести себя. Я слышала, как миротворцы между собой называли эти переглядывания интрижкой. Я только двусмысленно улыбалась на этот счет, но так и ничего не говорила, просто продолжала выполнять свою работу.
Вы знаете, работа курьера тоже бывает самой разнообразной. От передачи конверта с документами до устного поручения, которое надо повторять про себя всю дорогу, чтобы сказать слово в слово. Это был первый раз, когда я разговаривала  с Эваном. И первый, когда я настолько смущалась, смотря в его глаза и чувствуя, как он изучает меня. Даже тот текст, по-моему, имел дл него малое значение. Эван пригласил меня в дом, но хоть я и отказалась, взял за руку и предложил выпить чаю. Что-то внутри меня шептало: не ходи туда, не ходи. Побойся того, к чему приведет эта связь, ты же мятежник, а он миротворец.

И теперь мне точно известно:
насколько всё это всерьез
потому, что молчанье –
ведь, это тоже ответ
на мой нелепый вопрос:
Кто мы?..
Незнакомцы из разных миров…
Все это было похоже на игру. Эти чувства, что с каждым днем все больше пугали меня. Эти взгляды, что не могли оставить меня равнодушной. Мерный стук в окно по ночам, взывающий меня спуститься и насладиться ночной свежестью. Меня пугало то, что стало сложно скрываться от него и обманывать. А ещё то, что я была не верна своим убеждениям, встречаясь с миротворцем, пусть родом из 2 Дистрикта.  Я все чаще чувствовала на себе го взгляды и иногда не знала, куда мне от них спрятаться. Выполнять секретные задания стало сложнее. И вот однажды стало невозможно. Мой идеально продуманный план оказался сорван благодаря ему. И уж теперь-то он знал, с кем имеет дело. С мятежницей, что, скорее всего, дурила его все это время. Но мог ли ты знать, Эван, что я по-настоящему любила тебя? Любил ли ты меня в ответ? И предашь ты свою любовь ради гражданского долга? Время покажет. Но твои взгляды для меня слишком тяжелы, пока ты молчишь. Я боюсь того, кого люблю. Боюсь разочароваться в своей вере в того, чью позицию люто ненавижу. И я все больше путаюсь в своей паутине, пока ты молчишь. Я каждый раз жду удара в спину.

характер

Должна я сказать, я – 32 шипа,
Шипы-поступки, шипы-слова.
Попробуй понять: остаться или убегать,
Спасаться или продолжать.
Я – 32 борьбы, драться лучше, чем хныкать и ныть,
Побеждённых легче простить.
Издержки судьбы укрепили пинки и обиды,
Систему личной защиты.

Рэй одна из тех, кого бывает трудно описать одним словом. Ей не нужно долго общаться с человеком, чтобы составить о нем впечатление. Она не бывает нейтральна к человеку: либо она его уважает, либо ненавидит. Вивальди и сама понимает, что это крайности, но менять в своей жизни ничего не собирается. Если она ошиблась в человеке, значит у него есть шанс доказать обратное. Но самой Рэй на это глубоко наплевать.
Ей вовсе не обязательно знать о человеке совершенно все, чтобы поддерживать с ним отношения. Она не полезет в самые затаенные уголки вашей души, ей достаточно обычного общения без всякой предыстории. Разговаривая с человеком вовсе не обязательно будет его слушать – достаточно хотя бы подбирать нейтральные ответы на все и думать под чье-то размеренное щебетание.
Очень вспыльчива. Ни за что не позволит человеку, задевшему её чувства, остаться безнаказанным.
Умеет быстро принимать важные решения. Она не из тех, что думают по полчаса, и уже сделав что-то, начинают говорить «а если бы». Верит не в судьбу, а в свои собственные силы. Ведь нет ничего ей неподвластного. Если она приняла решение, то не сделает ни шагу назад. Считает, что даже если идешь по ножам, нужно идти с высоко поднятой головой.
Ненавидит, да и не умеет ждать. Если Вивальди что-то нужно – то здесь и теперь, и никаких возражений. Зачастую резка и груба, говорит все, что думает. Ей не нужно много времени, чтобы составить впечатление о человеке, пусть даже она может в нем ошибиться. Всегда дает выход своим эмоциям, будь то положительные или негативные. Часто Рэй кричит на людей или начинает истерить без особой причины.
В этом мире слишком дорого стоит говорить все, что вздумается, но Рэй этого не боится. Она считает, что терять ей уже нечего, а в крайнем случае, все будет замято невинным взмахом её ресниц.
Но больше всего она боится. Больших зеркал, закрытых дверей. Иногда она может сидеть и просто смотреть в одну точку, не замечая ничего вокруг себя. Ночами она мучается кошмарами о том, как раз за разом не может спасти подругу и сестру. Иногда воспоминания причиняют ей настолько сильную боль, что она начинает швырять вещи и калечить саму себя, пусть и не сильно.
Не любит быть в долгах у кого-либо. Она, скорее, просто не станет их заводить и как-нибудь обойдется сама. Ненавидит, когда взамен требуют  что-то непосильное для неё.
Интересы:
В детстве любила наблюдать за тем, как рисует её тетя: за ровными, отчетливыми движениями рук, за проясняющимися на холсте линиями, которые позже приобретают понятные очертания и необыкновенный шарм. Лира даже учила рисовать её, пока терпение её не лопнуло от того, что Рэй ни капли не старалась.
Хобби:
Любит вырезать фигурки из дерева, иногда даже продает их на рынке, они пользуются довольно неплохим спросом – дешевый, но приятный подарок для близких.
Любит слушать, как поют другие, хотя сама тоже имеет хороший слух, но петь при других не решается. Во время рейсов на работе насвистывает мелодии, чтобы дорога была веселее.
Фобии:
Ненавидит зеркала. Если могла бы, разбила их все, но лишь примета о том, что семь лет полоса неудач будет преследовать её, не дает Рэй такой возможности. Так было не всегда. Вероятно, после смерти сестры, Рэй стало больно смотреть на свое отражение и видеть почти точную копию своей сестры, но более взрослую и жестокую. И ей не хочется осквернять память своей сестры.

посты:

пост

Тяжело жить в мире, придуманном кем-то другим свыше. Нелегко было и для Рэй подчиняться правилам, которые все также рисует кто-то сверху. По своей натуре она не могла постоянно придерживаться одного мнения или выполнять рутинную работу долгое время, вскоре ей все надокучивало и она начинала творить глупости, за которые, зачастую, дорого платила. Впрочем, некоторые правила Вивальди не признавала вовсе. Она была из той группы людей, для которых правила созданы только потому, что их в скором времени нужно будет нарушить. И здесь Рэй считала, что незачем медлить.
Её вполне устраивала сейчас её жизнь. Была семья, уже не в таком полном составе. Были друзья, хотя и времени на общение с ними было не так-то и много. Была перспективная работа, которая обеспечивала ей не только деньги на жизнь, но и терпимое времяпровождение. Был лагерь мятежников, в который входила Рэй. Было то, чему она хотела служить, даже ценой своей жизни.
А ещё было чувство. Странное, непонятное. Колющее где-то с левой стороны, у сердца. Оно напоминало о себе в моменты, когда она общалась с другими парнями, но думала все равно об одном единственном. Думала о том, любовь к которому была бы ошибочна изначально хотя бы потому, что он мировторец. Помнится, миротворцы - одни из её врагов, которые никак не должны быть в её кругах общения. но Рэй, как всегда , делает все наоборот. Да и как тут не сделать, когда даже не осознаешь, что влюблена по уши?
О нем Вивальди знала, что его зовут Эван и приехал он из второго Дистрикта, как и большинство других миротворцев. Знала, что живет он один, сам по себе общительный и даже временами веселый. А ещё не могла не отметить, что до боли сильный и красивый.
Рэй постоянно чувствовала на себе его взгляды, слышала шепот других миротворцев, мол он запал на молоденькую курьершу, но сама только смеялась. Рэй не могла подтвердить, что чувствую то же самое. Ей определенно и совершенно точно не нравился Андервуд. Он ведь был миротворцем и отрезало для неё все пути соприкосновения. Впрочем, она также и не могла понять, почему так дико злится когда, он разговаривает с другими девушками. И почему же флирт с другими парнями в присутствии Эвана и его нескрытой злобы доставляет ей такое удовольствие. нет, Рэй, конечно же, никак не могла признаться в том, что  ревнует, ведь это означало признаться и в том, что она любит парня. И, скорее всего, она просто запуталась.
Эта её работа и принадлежность к мятежникам делали эту игру слишком тонкой и опасной, как хождение по тонкому льду. Пришлось бы играть каждый день, одевая новые маски. А быть игроком сложно - одна ошибка может стоить тебе жизни.Возможно, это и останавливало Рэй от того, чтобы предпринять хоть что-нибудь. Они так и кружились на одном месте - смотрели друг на друга, перебрасывались фразочками, ревновали друг друга и следили, и даже до настоящего момента это не прекратилось.
Сегодня была пятница и Рэй оставалось отнести только одно сообщение перед концом рабочего дня. Наверное, никогда она ещё так не волновалась, потому что на этот раз сообщение было адресовано Эвану. К тому же, идти надо было к нему домой. Впрочем, Рэй представила, что это самый обычный заказ, в котором нужно просто хорошо выучить свои слова и сыграть роль, ничего больше.
Рэй уже подходила к небольшому дому миротворца, сердце её бешенно стучало.
Боже, что я творю. Будь что будет, к черту это все.
Вивальди громко постучала в дверь и Эван отворил буквально спустя секунду, будто бы ждал её с нетерпением/
Рэй, не замедляясь, выпалила свое сообщение для него без единой эмоции и запинки и собралась уже уходить, чтобы не выдать свое волнение, от которого сердце готово было выскочить из груди.
Но нет, ей мечтам не суждено было сбыться. Андервуд не собирался её отпускать и держал её за руку, словно щенка на поводке.
- Это ты мне так вежливо предлагаешь остаться на чай? - со злостью вырвала руку Вивальди.
Впрочем, она уже немного осмелела и начала вести себя, как обычно. И, впрочем, против чая она ничего не имела, если на её голову не посыплется миллион вопросов. Вот правда. только какое-то шестое чувство подсказывало, что нет, обязательно посыплются. И не миллионы, а миллиарды.

пост, кросспол

Каждый когда-нибудь задумывается о своем смысле жизни. Каждый ищет его в разных вещах, каждый ошибается. Кто-то сдается и теряется, но есть и те, кто продолжает бороться и идти на призрачный свет. Кто-то называет этот свет судьбой, кто-то - будущим, но на самом деле этим светом является вера. Вера в себя и в свои действия, вера в правильность своего выбора.
Все мы верим в то, что сможем изменить мир к лучшему. Все мы ждем чего-то от окружающих, но не думаем о том, что они потребуют взамен. а действительно ли она так важна, эта вера? Не проще было бы жить без неё, выключив все чувства и одев маски? Этот мир был бы похож на огромный кукольный театр с миллионами актеров.
Актером быть не просто - каждый день примерять разные маски, пряча свое истинное лицо глубоко внутри. Почему-то, сразу вспоминается странная опера о призраке оперы, что всю жизнь прятался и хотел скрыть от всех и свою возлюбленную. Вероятно, такие же чувства сейчас одолевали и Итана. Так хотелось защитить Скай ото всех, спрятать в надежном месте эту беззащитную хрупкую девушку, потерю которой он бы просто не смог пережить. На долю Вагнера выпадало уже много несчастий, но одно единственное могло переполнить чашу его страданий, и он бы не смог этого остановить. Он не хотел стать таким же, как его мать. Забитым, отчужденным, сумасшедшим. Он никогда не мог понять то, как она живет прошлым, в то время как он сам давно перешагнул через него. Но сейчас он просто смотрел на свою невесту и пытался понять о чем она думает. Казалось бы, они всегда понимали друг друга с полуслова. Они - такие разные, но родные друг для друга, словно были знакомы целую вечность. Так что же случилось сейчас, здесь? Почему же Скай закрылась от него?
Сейчас в его голове всплывали разные варианты. К слову, опять вспоминалась многострадальная опера с печальным концом. Вагнер боялся это признавать, но это был самый худший и непредсказуемый вариант развития событий. Тот, которого он боялся больше всего. Тот момент, когда героиня сбегает с другим, а главный актер срывается и грозится уничтожить все вокруг. И Вагнер понимал, что произойди оно так, он поступит именно по этому принципу, ведь не в его привычке сдерживать себя.
Но актером быть тяжело, и особенно в этом совершенно мире, Вагнер это понимал. Он представлял, как, наверное, тяжело сейчас Скай и как она нуждается в его поддержке. Но он здесь, с ней, почему же никому из них не становится легче? В конце концов, это свадьба, а не прощальная церемония.
Инверс дрожала, словно бы кленовый лист, а Вагнер обнимал её, успокаивая. В начале их знакомства эта девушка пугала его тем, что рядом с ней он начинает вести себя не как обычно, и нарочно обходился с ней жестко, чтобы опровергнуть все эти чувства. Это причиняло боль им обоим, но актеру положено играть свою роль до конца, ведь единственная уважительная причина - смерть. Ты играешь, пока живешь и живешь, пока играешь. От этого нет спасения. Да и нужно ли оно вообще? Вагнер никогда не был так счастлив, как со Скай, даже с их вечными ссорами и перепалками. И все, чего он боялся, это то, что она могла довести себя сама своими собственными сомнениями.
- Оглянись вокруг, Скай. - парень нарочно назвал её по имени. - Мы в Капитолии. Мы не в дистриктах. У нас есть шанс прожить нормальную жизнь. Наши дети не будут рисковать жизнями для чьей-то потехи. Нам посчастливилось родиться по ту сторону этой жестокости. и Ты не должна чувствовать себя виноватой за это, слышишь? - Вагнер повернул девушку лицом к себе.
- А теперь повтори. С чувством, тактом и расстановкой. А главное, поверь в это.  - Итан посмотрел в глаза возлюбленной и с улыбкой выслушал её ответ.
- Все будет хорошо. Просто не волнуйся и не делай глупостей. Ты ведь не станешь их делать?
В сердце больно кольнуло, когда парень вновь восстановил в голове конец оперы. Уже пора было забыть эту давнюю сказку, но Итан не мог, ведь остросюжетная история слишком напоминала ему его собственную жизнь. Ему оставалось только надеяться, что он действительно не герой этой истории, и что его невеста не сбежит с другим, оставив его умирать в одиночестве. И она ведь этого не сделает, потому что Вагнер ей действительно верит. Иначе, без веры, какой будет для него смысл жизни?

пост

Мне не нравится, когда меня ставят перед выбором. Я боюсь совершить ошибку, забыть, что правильно, а что нет. Боюсь изменить все вокруг одним единственным словом. Мне не нравится выбирать из двух вариантов правильный, не зная ответа на самом деле. Меня всегда учили, что в таких случаях нельзя полагаться на логику и интуицию – они соврут и запутают. Нужно просто лететь на свет, пусть даже на тусклый или флуоресцентный. Лететь, не думая о правде или лжи, забыв о проблемах и обязанности. Главное, чтобы крылья не запутались в сетях, а свет вдруг не померк.
Но бывает так, что света нет и вовсе. Маленький огонек зажегся и погас в темноте, подарив ложную надежду. И тогда нужно лететь в темноту – будто бы есть другие варианты. Мне не нравится, когда мне просто не дают выбора. Пусть даже они могут иметь на это законное право, но это бесчеловечно. Правила? Они созданы для того, чтобы пылиться в кабинете главного врача под стопкой других книг. Им не следует никто, и даже сами их создатели. Стоит ли говорить о справедливости?
Крики раздавались откуда-то изнутри, и это пугало. Я не могла оставаться на входе в западное крыло вечно, так же как и вернуться назад – там непременно ждал кто-то из преследователей. И выбора не оставалось – только вперед.
Это было для меня непривычно – моей обычной позицией было отступить, встать в тени и наблюдать, возможно совершить контрольный выстрел и сбежать. Но идти навстречу неприятностям? Это была скорее черта Люка и матери. Но что мне мать? Та, что забыла про меня на следующий же день?
Я не хотела идти никуда. Мне жизненно необходимо было впасть в транс, перестать замечать все вокруг, забыть кто я и где нахожусь, да и зачем мне вообще что-то решать. Мне не хотелось идти вперед примерно так же, как и возвращаться, сдаваясь в руки медперсонала. Но Апрель шла, упрямо шла вперед. И в чем-то была права.
Мне не хватало смелости сделать что-то не так, как делаю обычно. Мне нужен был пинок под зад, чтобы понять, что нет больше времени. Мне нужно было сознание, что мои принципы рушатся с каждым днем все быстрее. И мне его дали.
Последний раз оглянувшись на коридор южного крыла, я рванула вперед, успев заприметить за собой приближающуюся черную фигуру.
Я нагнала Апрель почти сразу же, пусть босиком по поломанному паркету было не очень-то и приятно бежать, но чего только  с людьми не делает страх? Мне не нужно было ничего ей говорить, мы поняли друг друга с одного взгляда.
Все что нам оставалось – поддаться и бежать на свет. А если света нет, то на крики. Они становились все ближе, и я даже уже могла различить слова и знакомые голоса. А были это Рената и Идель.
Я затормозила, едва не врезавшись в одну из них, тяжело дыша. И все-таки, правильно говорят – ночью спать нужно, а не носиться по заброшенным коридорам.
Едва ли можно назвать забавным то, что Рената была медсестрой, а именно ей положено проверять, находимся ли мы в кроватях ночью или же шляемся неведомо где. И именно Ренате светит выговор, если кто-то заметит наше отсутствие. А его заметят.
Поправка, его уже заметили. Темная фигура приближалась к приходившей в себя разномастной группе, и это не казалось мне добрым знаком. Точно нет.
Тусклый свет представил моему взору никого иного, как Анхеля Блэка, главного психотерапевта этой больницы и моего лечащего врача в одном лице.
Неожиданная встреча посреди ночи, неправда ли? Да и не самая приятная, учитывая его расположение духа и то, как обстоят дела.
На минуту мне даже стало жаль Ренату, когда Блэк начал её отчитывать и говорить дальнейшие действия. Но это только на минуту, ведь остальное время я жалела саму себя. Что мне грозило впоследствии этой выходки? Ничего серьезного, наверное. Как т Апрель, и Идель, в общем-то. Но обстановка нагоняла на меня страх, отсюда хотелось бежать, скрываться, чтобы только не видеть этих прожигающих насквозь взглядов. Казалось, что здесь стены смотрят в твою душу и злорадно усмехаются. Казалось, что они сдвигаются вокруг меня, и единственный выход был впереди. И мне даже показалось, что я видела свет. Тусклый, как от костра в летнюю ночь. Но он казался таким настоящим…
А эти люди вокруг, они только что казались такими знакомыми. Я точно помнила, что только что у меня были какие-то нерешенные проблемы, но сейчас все пропало. Я видела перед собой только призрачный свет. И летела на него, как в своих снах. Стуча босыми ногами по паркету, я удалялась от реальности, такой тяжелой и обыденной. Я слышала крик за своей спиной, чьи-то шаги, пытающиеся догнать меня. Но какая теперь разница? Ведь я  натыкаюсь на заколоченную дверь.

Код:

[b]1. Имя(или как вас величать)[/b]
[i]ответ[/i]
[b]2. Чему хотите обучаться?[/b]
[i]ответ[/i]
[b]3. Примеры последних постов/анкет[/b]
[i]ответ[/i]
[b]4. Опыт игры на ФРПГ[/b]
[i]ответ[/i]
[b]5. Название темы[/b]
[i]ответ[/i]