Быть взрослым - ужасно утомляет. Быть взрослым - значит работать, брать на себя ответственность за других, весь день находиться вне дома и редко проводить мирные вечера в компании друзей, мороженого и игровой приставки. Возвращаясь с работы чаще всего тебе хочется поесть и просто побыть немного вдали от кучи важных бумаг, серьёзных людей в костюмах, от собственной важности и даже от запаха кожи и дорогого дерева, какой витает в кабинетах важных шишек. Одной из таких важных шишек и являлся наш герой - Савада Тсунаёши. В прошлом - обычный школьник, неудачник и простофиля, ныне же - босс сильнейшей мафиозной семьи, которой все очень хотят бросить вызов, но редко кто-то решается.  Днём, в штабе или на переговорах он - Савада-сан, Дечимо, вечером же, возвращаясь домой, он становится просто Тсуной и чувствует от этого огромное облегчение. Дома Нана готовит вкусные блюда и всегда радушно встречает сына с работы - она думает, что он работает в популярной зарубежной фирме директором. Давно уже парню предлагалось переехать - купить себе свой дом и жить в своё удовольствие, но он и подумать не мог, чтобы уже сейчас жить вдали от тёплой, любящей матери, которая по-прежнему сохраняла ребёнка в его душе и помогала расслабиться вечерами со своей милой болтовнёй, вопросами и искренней материнской заботой.
  Десятый Вонгола в этот день вернулся с работы позже обычного - много пришлось по настоянию Реборна повозиться с какими-то договорами с одной небольшой итальянской семьёй. Он успел поужинать, немного пообщаться с мамой и именно в этот день решил дать ей отдых и помыть посуду сам, дабы Нана могла успеть посмотреть свой любимый фильм, который "как раз вот уже начался", а у неё ещё кухня не убрана после ужина. Тишину нарушал только плеск воды, однако не успел зазвонить звонок - юноша уже почувствовал, что к нему пришли гости и пришли не просто так. Когда послышалась трель звонка, Тсуна выключил воду - он как раз домыл последнюю чашку - и не снимая фартука, вытер руки об полотенце и направился к двери. Мама в комнате убавила звук - Тсу решил, что она хочет пойти открывать - а потому для начала заглянул в дверной проём, мягко улыбаясь женщине.
- Это ко мне, мам, ты отдыхай, смотри телевизор.
Он успел заметить, как Нана кивнула и стала возвращаться к своему креслу, а после продолжил путь к двери, распахивая её и удивлённо приподнимая брови - он почему-то не ожидал увидеть Хром. Да и, судя по выражению лица Такеши - они и правда пришли не просто в гости. Тсунаёши на мгновение даже почувствовал себя неловко - он стоял перед своими хранителями в домашних брюках, светлой футболке и светлом, цветастом фартуке поверх всего этого. Глянув на какой-то растерянный вид своей хранительницы тумана, он тепло улыбнулся и чуть отступил, открывая дверь шире и пропуская гостей внутрь дома.
- Рад вас видеть, ребята, проходите. Что-то случилось? Что-то с Мукуро? - и, пожалуй, неудивительно, что первой мыслью Савады стал именно его истинный Туман, ведь Докуро редко приходила к Боссу в гости и уж тем более не заявилась бы так поздно. Действительно весомой причиной для неё должен был быть стать Рокудо. Задавать вопросы с порога не самый приличный способ приветствия, однако, если что-то могло случиться с одним из его хранителей - он должен узнать об этом сразу.

Алиса слабо улыбнулась, оглядываясь по сторонам. Все та же комната, та же обстановка, с её "побега" совершенно ничего не изменилось. Садится на кровать и взгляд невольно падает на маленькую горку прочитанных книг, газет, датированных чуть ли не прошлым десятилетием (!), да и вообще всем тем, что можно прочитать. К превеликому сожалению Дженрайт-младшей, с книгами тут всегда было туго. А это при том, что девушке ещё более-менее везло, поскольку людей, умеющих читать, среди подопытных было мало. Да и откуда этому навыку взяться, если для опытов отбирались люди из низших слоев общества? Строго. Сурово. Бесчеловечно. И все же... Как бы Алиса ни говорила, что ненавидит это место, что ей нужна свобода, но отчасти оно стало для неё родным и где-то в глубине души (совсем-совсем уж далеко) она была даже рада вернуться. Тем более, что Бьякуран обещал, что теперь все будет гораздо лучше. И сдержал свое слово. Но вряд ли это было единственной причиной. Может, это из-за Жана, который все же оставался тут, и возвращение к единственному родному человеку на неё так подействовало, а может из-за того, что все познается в сравнении. Все же в интернате было ещё хуже. До того, как у Алисы появилась Элли, единственная подруга, ей постоянно снились кошмарные сны, в которых она видела строгих воспитателей, которые за малейший проступок жестоко пороли, бледные лица других детей с совершенно пустым взглядом. Единственными более-менее "живыми" были парочка детишек, да она с Жаном. Наверное, поэтому их и взяли для участия в проекте. А может, в них и правда есть какой-то потенциал, который нужно раскрыть. По крайней мере, в её старшем брате есть точно. Он ведь такой сильный! А вот Алиса не удалась, и то, что у её прижился элемент света - лишь случайность. "Глупая, слабая и абсолютно бесхарактерная девчонка, которая ни на что не годится" - вроде так про неё Жан всегда говорил. Алиса тяжело вздохнула. С возвращения девушки в лабораторию, они ни разу не заговорили. Лишь когда Дженрайт-младшая вернула ему коробочку с Орном, он сухо поблагодарил её. Но в его взгляде проскользнула... гордость? Неужели он гордился тем, что Дженрайт-младшая наконец-то в своей жизни сделала что-то стоящее? А может, Алисе лишь показалось и брат относится к ней по-прежнему холодно.
- И что же мне теперь делать? - задумчиво произнесла девушка. Свое возвращение сюда она не планировала. Думала, что выберется а цивилизованный мир и начнет жить как обычный человек. Пойдет учиться, потом работать, заведет семью, детей и забудет обо всем этом как о страшном сне. Но, видимо, судьба решила иначе и для Дженрайт уготован другой путь. Знать бы только какой! Сейчас Алиса совершенно растеряна. И самое печальное что не у кого спросить, что делать. Джокеры? Нарцисса откровенно игнорирует, что не удивительно после их перепалки. Да и сама бы девушка ни за какие деньги не пошла к этой змеючке, как мысленно окрестила для себя Фрезер. Эдварда она боится, к тому же тому на людей все равно, а Алису, как ей кажется, и вовсе за человека не держит. Аллена девушка не понимает, а даже если и пойдет к нему, то тот над ней лишь посмеется. Есть, конечно, Кларисса, к которой Алиса относится чуть лучше, чем к остальным, поскольку она хотя бы честна, но... Не хотелось бы Алисе в свои шестнадцать пополнять словарный запас матерных слов, а мата в их разговоре было бы много. Остаются только Катберт, Сэм и собственный брат. К сожалению, первых двух она знает слишком плохо, чтобы советоваться с ними. А Жан... Алиса не готова с ним разговаривать, слишком боится опозориться в его глазах ещё больше. Она ещё не стала настолько сильной, чтобы смело посмотреть ему в глаза и сказать все, что скопилось в её душе на протяжении всей жизни. Быть может, тогда она и сможет освободиться от этого проклятого влияния на неё старшего братца? Кровать откликается привычным скрипом, когда душка встает с неё. Подходит к тумбочке, на которой стоит их единственная общая фотография. Какими же маленькими они тогда были! Ей, улыбчивой девочке с непомерно большими наивными глазами, крепко обнимающей на тот момент было всего три годика. А Жан в свои семь уже был хмурым как туча с красноречивым взглядом, направленным на сестру. Всего через месяц после того, как был сделан этот снимок они попали в детский дом. По крайней мере так ей рассказывали. Сама же девушка из-за того, что была слишком мала ничего не помнит. Алиса устало потерла виски. Печальные воспоминания забирают у неё слишком много душевных сил и оставляют кучу переживаний. Однако, к собственному удивлению хранительница пламени Света заметила, что побила свой маленький рекорд. Обычно она о Жане даже думала украдкой и старалась сразу же переключиться на что-нибудь другое. Быть может, когда-нибудь Алиса сможет достигнуть своей мечты?

Зимними ночами положено любоваться серым небом и волшебным снегопадом, заставляющим все живое и неживое замирать в покорном безмолвии, смешанном с восхищением. Самая нелепая история становится самой красивой сказкой, когда колкие полупрозрачные звездочки сыплются с неба и тонким кружевом покрывают волосы прохожих, холодную одежду, ложатся в подставленные ладони или смешно падают на язык. Но на Сицилии снег – что-то сродни Богу. О нем говорят, но почти никто не видел.
Поэтому ливень, стоящий непробиваемой стеной, - максимум удовольствия, подготовленного декабрем для жителей вечного лета.
Скуало воистину наслаждался каждой каплей, сидя на подоконнике и не удосужившись даже закрыть створки. Он дышал дождем, впитывал его незримую силу, наблюдал и слушал, будто ведя с братом немой разговор: разговор душами. Белая рубашка с одной стороны была усыпана серыми мокрыми горошинками – следами попавшей воды. Кажется, он не обращал на это никакого внимания. Вода – его стихия, с которой он живет всю сознательную часть себя.
О чем думал капитан? Никому неизвестно. Порой… Порой он сам подолгу не мог вспомнить, что увлекало его мысли и заставляло их плясать в голове, рождая новые и новые идеи, планы, стратегии. Как рождалось, так и умирало оно там же, оставляя после себя зияющую дыру. Скуало орал, матерился, рубил и швырялся вещами, отчаянно пытаясь вспомнить, проклиная себя за выросшую после потери сердца слабость. Слабость, которая набирала обороты, захватывала его рассудок и плела паутину-кокон, а он резал ее, но едва поспевал. Но проблему можно было перехитрить: силками удержать рядом с собой тупого босса и заставить его блядское величество слушать! Слушать и запоминать детали, продуманные до последней трещинки. Тогда Супербиа мог с легкостью выдохнуть и сказать: мои старания не прошли впустую. Впрочем, оставалось ли в голове Занзаса что-то после таких разговоров, было непонятно. От чужого сердца Акула гордо отказался. Он считал, что и так по ошибке задержался на этом свете, потому что создавать чертову иллюзию он никого не просил. Умрет еще раз – теперь уж наверняка. Хватит. Свято убежденный в изменении личности после таких операций, он был… Немертвым и неживым. Застрял где-то между небом и землей. И существование его напрямую зависело от Туманника. Это раздражало, вызывало сомнения, нужен ли он до сих пор в организации независимого отряда убийц, если сам находится в чьих-то руках.
Вонгола стала для него семьей и смыслом, смыслом, который стоял на втором месте после Занзаса. Этот чертов мальчишка, амбициозный и порывистый, когда-то очень давно засел в голове Скуало, выжег себя на бледной коже, выгравировал иксы на подкорках, подмешал в виски свой запах и вкус, да так, что одурманило в первые же дни. Занзас любит Вонголу, а, значит, и капитан идет следом. Когда дело доходит до семейных неприятностей, Вария вне всяких сомнений принимает оборонительную позицию и строит укрепления, не позволяя общему делу развалиться. За кучкой десятых хранителей приходится наводить порядки, подчищать и править, но в этом есть своя прелесть.
Вот и сейчас, узнав о нарастающих неприятностях, Скуало не мог остаться равнодушным. Он вызвонил вонгольский штаб, наорал на тупого Ямамото, который, собственно, уже и не был тупым как прежде, но для Акулы все еще оставался добродушным мальцом; почти физически встряхнул за плечи одними своими воплями Джудайме и сообщил о том, что если их стайка будет так же халатно относиться к кольцам, то он собственноручно передушит всех неудавшихся хранителей.
Явился-не запылился ХХ, моментально разбив своей зловещей аурой приятно унылую атмосферу, которая повисла в кухне. Небрежность действий босса раздражала: лязганье, бряканье, рычанье… В этом весь Занзас.
– Звонил в штаб? – спрашивают как всегда хмуро, будто силятся, будто одолжение делают, когда соизволяют раскрыть рот для общения.
- Эти идиоты не хотят предоставлять нам информацию об утраченных атрибутах. Психуют и бегают как тараканы, вместо того, чтобы вместе мозговать, - отвечают в тон.
Взгляд следит за действиями пернатого, и к горлу подкатывает тошнота от одного только вида жратвы. Есть не хочется, даже думать противно, а этому лишь бы брюхо набить.
- Бабы тоже учились стрелять в тире? Воняет, - Скуало соскочил с подоконника и встал с другой стороны стола, напротив босса, оперевшись на столешницу ладонями, всматриваясь в горящие красные глаза. С тем, что шрамированный ублюдок любит трахать шлюх, Супербиа смирился. Он не претендовал ни на что от слова «совсем», но зло закипало, когда эта тварь тратила драгоценное время на плотские утехи.

Главное – держаться, не терять сознание, тут ведь только прояви слабину - растерзают мигом, а останки потом запекут в пироге и подадут к столу этого своего Десятого босса Семьи Вонгола, превзойдя небезызвестную мадам Ловетт. Брр, нет! И не то, чтобы Нильссен боялся умереть – он хотел, чтобы это произошло красиво, чтобы в смерти его выражение лица было одухотворённым и внушало сочувствие к безвременно усопшему, и чтобы над ним рыдали впечатлительные юные леди.  А не с расквашенным носом, синяком на скуле, оставленным кулаком Хранителя Урагана, и содрогающимся после приличной дозы тока телом! Всё-таки двое сразу – это слишком, стоило предусмотреть. Переоценил себя, и за то поплатился, поделом.
Когда эти двое больше не могли видеть его, Катберт перестал строить из себя крутого и сильного героя – точнее, если прикинуть ситуацию, то он, пожалуй, выступил как раз-таки в роли злодея, почти традиционного киношного, покусившегося на мир и покой бедненькой-несчастненькой Вонголы, и от такой мысли Нильссен издал себе под нос невольный смешок, - и, хлюпнув разбитым вдребезги носом, поставил перед собой ещё одно зеркало вертикально, и в полупрыжке-полукувырке, похожем то ли на сальто, то ли на замысловатое танцевальное па, нырнул в серебристую, мерцающими бледными язычками его пламени Зеркала, поверхность вперёд головой. Разумеется, наплевав на то, что переход пожрёт все оставшиеся резервы его пламени, возможно, зачерпнув дополнительную пригоршню из ниши личного здоровья, которым Берт сегодня и так не слишком-то блистал, после всех-то своих подвигов... Примерно так же, через отражающие поверхности, он пришёл из научного центра в Палермо, но тогда высадился за пределами этого прекрасного итальянского города, наслаждаясь полётом на птичьей высоте, свежим воздухом и красотами природы, и никуда особенно не торопясь. Сейчас же ему предстояло возвращаться почти так, как некогда французы Бонапарта ретировались из Москвы – в тоске и унынии. Разве что он вёз с собой небольшой приз для так называемого босса – хотя, кстати, даже под пыткой не смог бы понять, почему Сноу у них теперь за главного считается, ибо, за исключением огромной силы пламени и наиболее опасных среди Джокеров способностей, никаких особых заслуг Катберт за ним не знал… Но эта чёртова пряжка Урагана не излечит его разбитый нос и дрожащее после разрядов электричества Хранителя Грозы Вонголы тело! И ничто не излечило бы его, если бы те два психа решили оторвать ему башку, не сходя с места! За такие миссии начальство нужно крыть матом, забывая о воспитании, правилах приличия и том, что могут услышать дамы. Ха! Дамы в их небольшом дурдоме были все такие, что сами бы фору дали и пьяных портовых грузчиков порядочной порции новых слов научили бы, ни разу не повторившись и даже не запнувшись!
В тёмном коридоре – то ли здесь перегорело несколько ламп, то ли что-то не то с электричеством в здании вообще, хотя, неполадки тут устраняли так быстро, как, пожалуй, нигде в мире, ибо вылететь голышом на снег без средств передвижения холодной снежной ночью являлось самой малой карой, постигавшей здесь безруких идиотов, буде таковые обнаружатся, - возникла высокая и тонкая, не толще конского волоса, прямоугольная пластина, замерцавшая и исторгнувшая, буквально изрыгнувшая, из себя на пол трясущегося и едва ли не заикающегося Катберта. Прохлада показалась ему приятной – во всяком случае, подниматься и куда-то идти вовсе не хотелось. Тянуло подтянуть ноги к груди, обнять свои колени и погрузиться в глубокий и безмятежный сон младенца. Если, конечно, треклятый звон в голове и саднящие кости, а также чуть ли не взрывающийся болью при любом, даже случайном, прикосновении распухший нос позволят это сделать, чёрт побери… Физиономия и одежда были хорошо так обляпаны кровью, так что зрелище Берт являл собой весьма колоритное, хоть прямо сейчас в низкопробный фильм ужасов. Зеркала поблизости не имелось, дабы сие оценить, к сожалению – ахаха, Хранитель пламени Зеркала не может найти зеркало, это хохма почти что в стиле его наставника, однако, шутки шутками, а пламени у него реально почти не осталось, последние резервы ушли на телепортационный прорыв, - однако, по самовосприятию ориентироваться Катберт всё ещё мог, и собственные ощущения явственно и чётко заявляли ему, что дело – труба, и врач по нему плачет. Верде, этот долбанутый фрик, с огромным шприцом, жуткими свёрлами, подозрительными щипчиками и коварно довольным крокодилом. Впрочем, фигня, этот вообще плакать вряд ли умеет, но метафора есть метафора. Стоило позаботиться об этом заранее, чтобы теперь не чувствовать себя будущим лабораторным опоссумом… Но, увы, у него не было времени и сил привести себя в порядок по пути, так что придётся попугать случайно встреченных неспящих… Хм. Ну, да, это если Катберт сейчас заставит себя встать, а подниматься всё ещё не хотелось, вообще шевелиться не хотелось, зачем, ведь ему и тут вполне неплохо, удобно устроился.

Тик-так. Тик-так. Тик-так. Савада стоял в центре комнаты, подняв глаза на часы. Тихие в остальное время, сейчас же каждый шаг секундной стрелки был громоподобен, словно выстрел в ночи. Выстрелы, целью которых была старая жизнь Тсунаёши. При должной фантазии можно было даже представить, закрыв глаза, как пули летят к мишени, медленно, но неумолимо. Кажется, в каком-то фильме это было использовано, но Савада не мог вспомнить, в каком. Казалось, это всё было так давно – как будто в прошлой жизни. Когда всё было проще и легче. Школа-дом, дом-школа, беззаботная юность…
“Но всё сложилось иначе. И я не хотел бы, что бы хоть что-то было иначе.. Я рад, что всё вышло так, как оно идёт сейчас”
Отвернувшись от часов, будущий Десятый Вонгола осмотрелся в комнате. Прикрыв глаза и дав волю воспоминаниям, парень видел своих друзей. Как они проводили время, сидя у него в комнате. Чуть опустив взгляд на столик, Тсунаёши улыбнулся, вспоминая, сколько же здесь произошло. Ламбо, тогда ещё совсем маленький, часто доставлял Тсуне много проблем, и одной из любимых забав было носиться вокруг этого стола, разбрасывая всё, что лежало на полу по всей комнате, или бегая по столу, расшвыривая ногами всё, что по несчастью было на этом столе. От этого комната Тсунаёши, и без того самая грязная комната в доме, приобретала вид форменной свалки. А конец у этого всегда был один.
“ –Ламбо-о, так нельзя!
-Ваа-хаа-хаааааа! Вездеход Ламбо-сана!”
Усмехнувшись, Савада проводил взглядом маленького Ламбо из своих воспоминаний, который, снося всё на своём пути, выбежал из комнаты “Никчемного”Тсуны и понесся вниз, семеня в сторону кухни – ведь после Вездехода Ламбо нужно как следует подкрепиться! Однако, сейчас комната была на удивление чиста – никакой грязи на полу и на столе, будто в этой комнате жил кто-то другой, совсем не Тсуна. Стол, на котором в другое время было полно мусора, тетрадок и книжек, вырванных листочков… Сейчас на столе не было ни пылинки. Ничего. Стерильная чистота.
“А завтра всё это останется в прошлом…”
Тсунаёши подошел к столу, провел по нему ладонью, будто снова убеждаясь в отсутствии пыли на нём, глядя в окно. Стемнело настолько, что улицы почти не было видно – зато было видно отражение молодого человека. На будущего Десятого Вонголу смотрел достаточно высокий юноша, с широко раскрытыми глазами, будто чем-то взволнованный и расстроенный одновременно. Заглянув к себе в сердце, Тсуна понял, что он был немного встревожен. Присев на край стола, он коснулся ладонью холодного стекла, смотря, как капли, разбивающиеся о него, медленно ползут вниз, как автомобильчики, наперегонки. Какое-то время он следил за этими каплями, не думая ни о чем другом, просто наблюдая за некоторыми, угадывая, какая же из капель достигнет оконной рамы внизу первой.
“Но вся жизнь не может быть такой простой… Как эти капли. Завтра всё изменится. Завтра я, возможно, стану Десятым Вонголой…”
Почему-то Тсуна не верил, что этот день когда-либо настанет. Нет, он всегда понимал, что ему придется стать Боссом, но он никогда не думал, что этот день… Настанет так скоро? Или так быстро? Или вообще, что ему когда-то придется быть кем-то большим, чем просто Савадой Тсунаёши. Для него все эти сражения, они никогда не были ради Вонголы, или ради того, что бы кому-то доказать, что именно он – лучший кандидат на роль главы крупнейшей мафиозной семьи. Нет, единственное, ради чего Савада был готов сжать кулаки и подставиться под удар, единственная причина, ради которой он был готов сражаться – была сохранность его друзей. Они были для него семьей. Возможно, где-то в глубине души он думал, что так всегда и будет – он будет боссом Вонголы, но “в каком-то будущем”. Ведь, когда к нему обращались здесь, как к Боссу, он не воспринимал это, как обращение к управленцу, который только раздает приказы, глядя на всех своих подчиненных как на людей, с которыми его связывают исключительно рабочие отношения. В одной игре, которую он играл, казалось, в прошлой жизни, был отряд бойцов, и их лидером был статный, усатый мужчина, а звали его… Усмехнувшись, Тсуна понял, что он не помнит его имени, только то, что к нему все обращались “Коммандор”. Что это не настоящее воинское звание, а обращение к тем людям, которые своими лидерскими качествами заслужили доверие отряда. Наверное, именно такое же значение и имело обращение “Босс” для Тсуны.  Прислонившись щекой к холодному стеклу, он прикрыл левый глаз. Разница температур заставила юношу приоткрыть рот, и он тихо выдохнул, отчего стекло запотело. Провел по стеклу указательным пальцем диагонально сверху вниз, затем ещё раз.
“Икс… Десять…Дечи…Дечимо”
Послышался звук открываемой двери, и Савада увидел знакомые очертания в отражении на окне. Тепло улыбнулся, так и продолжая прижиматься щекой к окну:
- Здравствуй, Гокудера-кун.

А ведь она говорила! Говорила! Весь мозг съела Нарциссе и начальству, посылающему их на эти так называемые переговоры. С Варией не договоришься. Вообще. Ладно, если бы Вария действительно были независимым отрядом и не состояли в Вонголе от слова "совсем". Тогда да, тогда бы еще был бы толк, можно было бы даже попробовать нанять этих отморозков за бабло, побыли бы мясом, все хлеб. Но нет, надо было послать их на этот диалог и попытаться убеждать этих даунов сохранить свои никчемные жизни! Зла не хватает. Ну почему нельзя было просто грохнуть, как это предлагала Цисса? Ладно, не грохнуть, разорвать их разум в мелкие клочья и превратить в овощи. Кларисса бы смогла провернуть подобное и даже сделать это все самостоятельно. Даже лучше было бы делать все одной, дабы кто-то из своих не попал под удар ее смертельной мелодии. И да, Кларис не была жестока, она не была садистом, она просто любила простые пути, фильмы ужасов, прекрасного Клайва Баркера с его сенобитами, и обладала отличной фантазией.
А вот стулья опрокидывать было не надо. Это глупый поступок. Нет, в принципе Занзас (где она его кстати видела? Лицо босса Варии было очень знакомым) мог делать со своей мебелью все, что пожелает. Но не в тот момент, когда на этой мебели находилась Фрезер. Женщина не любила, когда с ней так обращаются. Не любила настолько, что смельчаков, проводивших подобный фокус, ждало жалкое и несчастное существование в виде бестелесного слуги Хранительницы. А это был страшный конец. Честно говоря, даже Кларисса - существо без чувства самосохранения, побаивалась и опасалась хранительницу и признавала, что Нарцисса была бы последней, с кем Розенкройц вступила в поединок. Даже хранитель кристалла не был так страшен, как эта женщина с романтичным именем.
И вот оно началось. Занзас выстрелил. Не в Циссу, в Клару. Стрелял вслепую, но очень точно. Признаться, когда он спустил курок, то Кларисса уже было решила, что это конец и едва не прервала свою мелодию, благо напарница прикрыла ее от пуль, причем так быстро, что немка и глазом моргнуть не успела и также быстро сменила дислокацию и атаковала, взяв на себя двоих и оставив Кларе иллюзионистов. Хороший выбор. Клара не была сильна в ближнем бою, ее боевые навыки прекрасно подходили для улицы, но не для боя с профессиональными убийцами - тут она проигрывала по всем статьям. Кроме того что Занзас, что Скуало были врагами очень неудобными - оба могли просто сломать ее флейту и увеличить свой шанс на победу минимум в три раза, а вот иллюзионисты - это другой разговор. Тут она могла развернуться на полную катушку, ибо в ее мире (а именно там сейчас и пребывали находившиеся в помещении), Клара была царем и Богом. Тут правили ее законы, и она могла сделать здесь все, что душе угодно. На ее территории у  этой парочки не было шансов, если они, конечно, не додумаются объединить свои силы и ударить вместе. Тогда у них был шанс разорвать ее иллюзию. Ну, будем надеяться, что эти двое одиночки и не смогут работать в команде.
Она чуть сдвинулась в бок, а потом снова встала на место - во-первых нужно проверить знают ли эти двое где она или они просто попали пальцем в небо, во-вторых, если Занзас или Скуало решат снова атаковать Хранительницу, то вероятнее всего будут думать, что та ушла с линии атаки ибо это было логично. Вместе с тем она создала еще один слой иллюзий - сделала Нарциссу невидимой и неслышимой, одновременно с этим создавая ее точную копию на том месте, где сейчас находилась женщина. Противники не почувствуют разницы так как копия сейчас была нечто вроде второго слоя. В тоже время, когда напарница сдвинется, то она увидит своего двойника и поймет ее задумку. Но Клара не была бы Джокером, если бы оставила туманников в покое. В то время как Цисса разбиралась с двумя силовиками, Кларисса начала вести свою игру. Электричество замигало, словно бы начались проблемы с проводкой, а то гаснущая, то зажигающаяся лампочка отбрасывала причудливые тени. Бабочки начали выползать из своих убежищ - они слетали со стен, выбирались из щелей, взлетали с потолка. Насекомые слетались в стаи и порхали перед иллюзионистами начисто закрывая им обзор, садясь на плечи и руки, забиваясь под одежду и путались в волосах.
Из раковины послышались чавкающие звуки и из стока повалила туча тараканов - здоровых таких, размером с указательный палец взрослого человека. И эти насекомые также атаковали ее противников.
- Пошли, - немка наконец подала голос, правда не совсем она, а очередная иллюзия, - А ты, блядский босс, дебил. Давай, ёпте, стреляй, расхуячь тут все на хуй. Голова же нам дана, чтоб еду в нее класть, ага. Пиздец просто, спасибо бы сказал, что нам убивать вас не велено. Так что сиди ты ровно на заднице и жди своей смерти! Ауфидерзейн, неудачники!

Настроение у Джи с утра не задалось. Он блуждал по городу хмурый, как туча, заложив руки в карманы, с сигаретой во рту, одним взглядом чуть ли не поджигая валяющийся на мостовой мусор, ворон и случайных встречных прохожих, многие из которых на всякий случай переходили на другую сторону улицы от хулиганского вида юнца, наверняка способного пырнуть в бок ножом, или пробить висок кастетом. На их лицах буквально печатными буквами читалось: "Вот слоняются такие, слоняются, а потом люди без вести пропадают, а ещё всякие шалопаи поджигают лавки и воруют среди бела дня!". И, правда, менее представительную и внушающую уважение Правую Руку Джотто не смог бы выбрать, даже если бы специально задался данной целью.

Ходил Ураган безо всякой цели, тупо убивая время до вечера, когда должен был вернуться Примо. Без босса существование утрачивало свой смысл, и мальчишка изводился на беспокойство и волнение. То, что Джотто куда-то отправился один, здорово задевало и без того не отличавшегося спокойным и уравновешенным нравом Арчери. До того, что он, с бездумным упрямством меряя дорогу шагами и отсчитывая удары своего сердца вместо секунд, сверял по ним сроки, прошедшие с того момента, как он впервые узнал об отсутствии Примо. Ему хотелось психануть и раздолбать что-нибудь. Желательно - чьё-то лицо, но сойдёт и витрина.
- Отстой, - рыкнул Джи сквозь плотно стиснутые зубы и, от избытка эмоций, пнул подвернувшийся ему камушек. Тот покатился по мостовой и замер на проезжей части. Не парясь тем, что на тот могло наехать колесо какого-нибудь экипажа, Джи, продолжая беситься, потопал дальше. Он дошёл до следующего угла, и тут услышал знакомый голос, завершающий начатую, видимо, ранее фразу:
- ...интересное предложение.
- Что? - и за этим последовал хохот, - Мне это кажется, или ты, щенок, нам зубы заговариваешь, надеясь, что мы купимся, и твои останутся целы? Парень, мы не собираемся прогнуться под вашего недоношенного босса, и остальных твоих дружков!

- Что ты там про Примо сказал, мразь? - на удивление спокойно поинтересовался Джи, показываясь на глаза и тут же вышибая пистолет из руки недонаркобарона. Впрочем, на землю оружие не упало, Ураган подхватил его в полёте и наставил точно в центр лба оскорбителя Джотто, - А вот теперь - поговорим, - нехорошо осклабился Джи, гневно сверкнув глазами и всем видом говоря: "Я вышибу твои мозги, если ты ещё раззявишь пасть!", а также "Кто дёрнется - пальну, не глядя, и да помогут вам черти!". Джи, прирождённый стрелок, промахивался редко, и был уверен, что сможет положить всех троих, если припечёт, и не дрогнет отправить три жизни к праотцам, что бы потом Джотто ни говорил, - Асари, озвучь твоё предложение, - теперь он уже откровенно веселился от всей ситуации. Весь его негатив нашёл, наконец, выход, однако, Джи ещё не выдуло до конца его соображение, и он понимал, что убийство этих людей нежелательно, пускай и очень хочется. Но, если они не оценят мягкость и уважительный слог Угетсу, придётся ему самому потолковать с ними по-свойски. Потом костей не соберут, да и камни мостовой отмывать понадобится.

Лениво приоткрыв один глаз, как бы нехотя вырывая себя из мира кровавых грез, и, глядя из-под челки на почти по-детски надувшееся от обиды личико Бьянки, Принц сделал усилие над собой, чтобы не умилиться, и не показать эту необычную для него эмоцию своим видом. Киллер она или нет, но девушка - есть девушка, а сейчас в его глазах она напоминала маленькую капризную девочку. Принц представил маленькую Бьянки в веселом платье в цветочек и надутыми щечками, и мысленно хихикнул. Улыбнувшись, он положил локти на стол, и уткнулся подбородком в открытые ладони.

- Бьянки, если тебя что-то не устраивает – скажи, и я просто поменяю планы, - он стал вдруг абсолютно спокоен, даже немного стыдясь своей злости по отношению к ней. В конце концов, этому чудесному созданию можно уступить, и, если что-нибудь пойдет не так, просто все исправить. Вытаскивая фрукты из стоящей рядом тарелочки пальцами, он, с удовольствием смакуя каждый кусочек, беспечно улыбался Скорпиону, глядя ей в глаза. Расслабиться действительно можно, а потом… Он резко подавился кусочком ананаса, едва не откусив себе пальцы.

- Бьянкиии, что ты имеешь в виду? – вопрос был откровенно честным с его стороны, и Бельфегор, пусть и не сразу, понял, что, поддевая Скорпиона, он накликал беду на свою нервную систему, которую будут уничтожать всяческими интересными и не очень методами в течение как минимум ближайших суток. – Впрочем, я не против с такой красивой девушкой провести бурную ночь, ши-ши.

Принц решил подыграть Бьянки, немного наклонившись вперед и пошло улыбаясь, но мысленно надеясь, что она это говорить лишь от обиды, пытаясь поиграть на его самообладании, и это все в конечном счете просто сведется к невинной шутке. А если не сведется… Воображение его включилось, вырисовывая четкую картинку, как после фееричной ночи он просыпается в обнимку с ней, без одежды, а за дверью в номер их уже ждет распаленный от ревности Реборн, и, пока Бьянки, которую конечно же простят, слезно извиняется перед возлюбленным, Принца, уже крепко связанного, несут на задний двор отеля специально обученные люди и бросают в бассейн с пираньями, который был вырыт и оформлен за эту ночь специально для него. Рядом с бассейном стоит Вария с боссом во главе, произносящим прощальные слова. Однако, несмотря на творящееся в его голове безобразие, внешне он оставался невозмутим и вообще начал походить на наглого кота, медленно подбирающегося к своей добыче.

- И можешь не сомневаться, я всегда в отличной форме, - глаза под челкой наигранно поблескивали, тело, теперь уже развалившееся на диванчике, потянулось, продолжая, впрочем, улыбаться, и, от нечего делать, рассматривая со своего места фигуру Бьянки. – И как же мы её проведем? И в подробностях, если не трудно.
Вот сейчас он приготовился, что в него запустят бокал, назвав наглецом, и выскочат из кабинки, устроив истерику на весь зал. Впрочем, надежда на то, что Скорпион отшутится, оставалась.